— Так точно. Алексей Максимов Пешков — личность известная и в высшей степени подозрительная. Один из допрошенных нами свидетелей подтвердил, что означенный Пешков регулярно бывал у Афанасьева. Другой свидетель показал, что Пешков — человек весьма начитанный, хорошо владеет пером. Политические настроения его хорошо известны. Есть все основания полагать, что оппозиционные взгляды Афанасьева сформировались под влиянием упомянутого Пешкова.
— Что-нибудь еще о Пешкове вам известно?
— Известно, что Алексей Пешков и писатель Максим Горький — это одно и то же лицо.
— Ротмистр! — строго сказал Дебиль. Лунич вытянулся.
— Вы во что бы то ни стало должны заставить Афанасьева заговорить.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
— Необходимо выяснить все его связи. Вы меня поняли?
— Так точно!
— Пешковым займитесь особо. Уточните, где он находится в настоящий момент. Это надо сделать немедленно.
— Слушаюсь.
— Жду ваших донесений не позднее чем послезавтра. Можете идти!
Генерал вздохнул с чувством честно исполненного долга. Однако, вопреки его строжайшим указаниям, дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Спустя пять месяцев после ареста Афанасьева жандармское управление вынуждено было направить в департамент полиции маловразумительное заключение:
«Есть все основания считать, что Федор Афанасьев принадлежит к тайной преступной организации, поставившей перед собою цель изменить существующий в империи образ правления. Однако никакими точными сведениями на сей счет жандармское управление не располагает».
Распоряжение Дебиля, касающееся Максима Горького, тоже не дало никаких результатов.
26 апреля 1898 года Тифлисское губернское жандармское управление предложило Нижегородскому губернскому жандармскому управлению произвести обыск у Алексея Максимовича Пешкова, арестовать его и препроводить в Тифлис. В ночь на 7 мая Горький был арестован и наутро отправлен в Тифлис в сопровождении двух жандармов, получая на руки «суточные»: по пятнадцать копеек на содержание и пятьдесят пять копеек из своих личных денег, находящихся на хранении у конвоиров. Нижегородское жандармское управление направило в Москву телеграмму следующего содержания:
«Сегодня почтовым отправляю до Москвы политического арестанта Алексея Пешкова, следующего в Тифлис. Благоволите назначить конвой для дальнейшего сопровождения».
12 мая Горький был под конвоем доставлен в Тифлис и заключен в Метехский замок.
Однако надежды, которые возлагал начальник управления тифлисской жандармерии на эту акцию, не оправдались.
31 июля 1898 года он докладывал:
«13 мая состоялся допрос Алексея Пешкова в качестве обвиняемого… Допросом этим ничего имеющего значения для дознания не выяснено. Знакомство свое с Афанасьевым и проживающими с ним на одной квартире в Тифлисе допрашиваемый подсудимый подтвердил, а постоянные передвижения свои с места на место объяснил тяжелым нравственным состоянием вследствие неудачной любви».
Тем временем арест знаменитого писателя вызвал такое бурное общественное возмущение, что Дебиль вынужден был подписать приказ об освобождении Алексея Пешкова из-под стражи.
Горький был выпущен из Метехского замка и отдан под особый надзор полиции по месту жительства.
10
В субботу вечером Авель принес домой увесистую пачку прокламаций. Назавтра он по поручению комитета должен был распространить их среди публики, которая соберется на состязания борцов в Дидубе.
Ночью он спал плохо. То и дело он просыпался, ворочался с боку на бок и вновь погружался в забытье. Надо сказать, что уже довольно давно он чувствовал себя не совсем здоровым. Началось это сразу после возвращения из Квирил. Какая-то странная апатия вдруг овладела им. Он не мог понять, куда вдруг подевалась вся его бодрость, то приподнятое, радостное состояние, с которым он жил раньше, еще совсем недавно. Да вот хотя бы всего три дня назад, когда он садился в поезд с саквояжем, набитым запрещенной литературой.
Когда он вернулся, друзья встретили его восторженно, обнимали, поздравляли. Говорили, что только благодаря его сообразительности и ловкости они успели вынести из квартиры Афанасьева добрую половину хранящейся там литературы и перепрятать ее в Нахаловке.
Казалось бы, похвала старших товарищей должна была еще больше взбодрить его. Но вышло иначе. Ни с того ни с сего он впал в меланхолию.
Сам-то он начинал догадываться, что было причиной этой внезапно напавшей на него хандры. Всему виной была девушка, с которой он повстречался тогда в поезде. Это она перевернула всю его жизнь. Это ее образ стоял теперь постоянно перед его глазами, не позволяя думать ни о чем другом…