Выбрать главу

Алти тем временем вскочил на ноги, кинулся на противника, крепко обхватил его и поднял в воздух. Но грузинский борец изловчился и успел оплести ногой ногу противника. Тот изо всех сил пытался высвободиться. На шее у него вздулись жилы, глаза налились кровью. Он был похож сейчас на разъяренного быка. В конце концов ему все-таки удалось кинуть Лилоели на арену. Но не прошло и доли секунды, как противники уже вновь стояли лицом друг к другу, тяжело дыша и испепеляя друг друга глазами. Несколько минут они ходили по арене; каждый пытался углядеть у противника какое-нибудь слабое место.

У тех, кто страстно желал победы Тедо, вновь появилась надежда: пастух из Лило нырнул под руку противника… Зрители затаили дыхание. Барабанщик опять поддал жару. Зурнач еще сильнее раздул щеки.

Авель в этот момент глянул на Кулу Глданели. Знаменитый борец стоял, словно окаменев. Но на губах его играла улыбка. А Тедо все пытался захватить в свои железные тиски грудь противника.

Авель загляделся на Кулу и не заметил, что произошло. Он только услышал, как взревела толпа зрителей, и увидал, как Алти словно нехотя поднимался на ноги.

И тут Кула не выдержал. Выскочив на арену, он обнял Тедо, расцеловал и опоясал его талию серебряным поясом.

У Авеля заныло сердце. Только что он всей душой желал победы своему соотечественнику. Но сейчас почему-то сочувствовал побежденному. Как-никак ведь он — гость. Он здесь, в Тифлисе, чужой, посторонний. Толпа ликует, славит победителя, и нет во всей этой огромной толпе ни одного человека, который посочувствовал бы ему, пожалел его. Авелю захотелось подойти к Алти и утешить его, сказать ему хоть несколько ободряющих сочувственных слов. Но Алти уже исчез. А народ ликовал, неистовствовал, обступив победителя. Музыканты играли туш.

На арену должна была выйти вторая пара. Это были никому не известные борцы, но любители борьбы ждали их выхода с таким же нетерпением, с каким они предвкушали схватку знаменитых палаванов. Вновь засуетился полицмейстер со своими подручными, осадил назад толпу, расчистил круг для борьбы. Снова зазвучала зурна, загрохотал барабан.

«Самое время!» — подумал Авель. Он стал медленно пробираться сквозь толпу, стараясь незаметно сунуть то одному, то другому зрителю по нескольку прокламаций. Некоторые не понимали, в чем дело, они были целиком заняты тем, что происходило на арене. Но большинство хватало прокламации с жадным интересом. Кое-кто сразу же начинал их читать.

Раздав весь свой запас, Авель отошел в сторонку и стал наблюдать. У него было сейчас такое чувство, какое бывает, вероятно, у человека, заложившего мину, поджегшего фитиль и ожидающего взрыва.

И взрыв не замедлил последовать.

Вдруг смолк барабан, заглохла зурна. Борцы продолжали пыхтеть на арене, но на них уже почти никто не глядел. Люди размахивали прокламациями, кричали. Кто-то пытался читать текст вслух, но в толпу кинулись полицейские. Откуда-то появился отряд конной полиции. Всадники стали разгонять народ, наезжая прямо на людей. В воздухе засвистели нагайки.

Авель и помыслить не мог о том, что его деятельность вызовет такую бурю. Но когда он увидел, какая грандиозная суматоха поднялась вокруг, сердце его затрепетало. Его взволновало, что в этой пестрой, разношерстной публике оказалось так много людей, сочувствующих угнетенным. Нет, тут дело было не только в любопытстве и даже не в том, что слова, написанные в прокламациях, многим пришлись по душе. Совершенно очевидно было, что брошенное им семя упало на хорошо подготовленную почву. Многие из тех, кто жадно схватил эти белые листки с отпечатанным на гектографе текстом, явно сталкивались с ними уже не в первый раз. Горячая волна радости залила Авеля. Он ощутил себя частью огромной, слаженно и четко работающей машины. «Да, до нас тут работали другие, сегодня вот настал наш черед, а завтра, глядишь, кто-нибудь еще подхватит эстафету…» — подумал он.

Толпа расползалась в разные стороны. И сразу стали заметны шнырявшие в толпе шпики: они всматривались в лица людей, пристально разглядывали мужчин, не оттопыриваются ли у них карманы, особенно внимательно смотрели на руки. Было совершенно очевидно, что они ищут распространителей прокламаций.

Авель изо всех сил старался слиться с толпой, выглядеть как можно незаметнее, не выделяться. Вдруг он почувствовал, что кто-то схватил его за руку. Сердце его замерло. «Неужели попался!» — мелькнула мысль. Он обернулся — нарочито спокойно, медленно, стараясь всем своим видом изобразить недоумение и даже возмущение. И тотчас же его обдало жаром: перед ним стояла Этери Гвелесиани.