Больше стало красных флагов, лозунгов. Ширилась ^ и росла толпа демонстрантов.
Кто-то затянул:
— Отречемся от старого ми-ира…
— Отряхнем его прах с наших ног! — дружно подхватили десятки голосов.
Далеко не все, конечно, знали слова этой песни. Но многие, видно, все-таки знали. А кто не знал слов, тот \ подхватывал мелодию. Над толпой гремело:
— Мы пойдем к нашим страждущим братьям,
Мы к голодному люду пойдем…
Сердце Авеля переполнял восторг, слезы умиления застлали ему глаза: лица поющих людей, красные флаги, белые листки прокламаций — все это слилось для него в огромное, яркое, цветное пятно. И вдруг на фоне этого яркого праздничного пятна, заслонив его, возникло знакомое лицо. Лицо, вопреки настроению Авеля, было озабоченным, даже мрачным. Это был Богдан Кнунянц.
— Ты что? — удивился Авель. — Почему такой хмурый?
— А тебя разве не удивляет, что не видно ни одного полицейского?
— Ну и слава богу! — беспечно отмахнулся Авель. Ему пе хотелось расставаться со своим радостным, праздничным настроением.
— Еще слава ли богу?! — ответил Богдан.
Эта загадочная фраза показалась Авелю смутно знакомой. Но ему было сейчас не до того, чтобы вспоминать, где он мог ее слышать. Он вдруг понял причину беспокойства, которым был охвачен Богдан. Полиция, конечно, уже осведомлена о начавшихся в городе «беспорядках». И если до сих пор на пути манифестации не появился ни один городовой, значит, им готовят какую-то западню: потому они и не торопятся. Эта мысль, конечно, не обрадовала Авеля, но она и не смогла отравить его ликования. Приподнятое, восторженное настроение не оставляло его. «Э! — подумал он. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать…»
Но рассудок все-таки внес свою трезвую ноту в его душевное состояние.
— Передай по рядам, — сказал он Кнунянцу, — если появится полиция и народ станут разгонять силой, пусть никто не оказывает сопротивления. Цели у нас мирные. Только бы им не удалось спровоцировать потасовку. Тогда не миновать кровопролития.
«А может быть, у них совсем другой план, — подумал он. — Может быть, они так и не появятся до конца демонстрации, а постараются через своих филеров выявить всех руководителей, «зачинщиков», как они любят выражаться, и ночью опять арестуют весь комитет?»
Как бы то ни было, демонстрация не только продолжалась, но становилась все более многолюдной,
В первых рядах кто-то начал:
— Встава-ай, проклятьем заклейменный
Весь ми-ир голодных и рабов!..
Грозный ритм «Интернационала» объединил всех. Хор сильных мужских голосов дружно подхватил припев:
— Это бу-удет после-едний
И реши-ителъный бо-ой;
С Инте-ернациона-а-алом
Воспря-анет ро-од людской!
Это был пик, кульминационный момент. После этого толпы демонстрантов стали редеть. Счастливые, довольные тем, что все обошлось так гладко и мирно, демонстранты расходились по домам, исчезали в переулках, примыкающих к набережной. Вскоре от огромной бушующей толпы осталось только ее монолитное ядро. Это были в основном члены социал-демократической организации: они решили, что уйдут последними.
И вот тут-то появилась полиция.
Отряд конных полицейских загородил им дорогу. Передние ряды подались назад, но наткнулись на такой же конный отряд: они были окружены.
— Остановитесь, товарищи! — закричал Авель. — Стойте на месте! Не оказывайте никакого сопротивления! Не поддавайтесь провокации!
— Как бы не так! — крикнул молодой рабочий. — Сейчас они у меня узнают, почем фунт лиха!
Нагнувшись, он поднял с мостовой здоровенный булыжник и с камнем в поднятой руке кинулся на полицейского. Конник обнажил саблю и плашмя ударил пария по спине. В ответ в полицейских посыпался град камней.
Раздалась команда:
— Саб-ли… наго-ло!
Полицейские кинулись в толпу, нанося удары направо и налево.
— О-о! — раздался рядом с Авелем чей-то душераздирающий стон. Оглянувшись, он увидел у самых своих ног обливающегося кровью человека: лоб его был рассечен. По оспинкам на лице и густым светлым волосам Авель узнал своего кружковца Сашу Ельцова. Изо всех сил рванулся он к упавшему товарищу. Но тут и его ударили по голове чем-то тяжелым: то ли прикладом, то ли рукояткой сабли. На миг он потерял сознание. А когда очнулся, услышал топот разбегающихся демонстрантов, стоны раненых, увидел кровь товарищей, обагрившую мостовую. Двое спешившихся полицейских держали его за руки. Третий — конный — подталкивал сзади крупом коня. Издали донеслось: