Еще издали я увидал пришедший из Аджикабула поезд, и тут последняя надежда покинула меня. Знакомый машинист сделал мне знак, чтобы я не подходил к паровозу. Я прошел мимо, окинув его равнодушным, невидящим взглядом. Он еле заметно кивнул мне. Спустя несколько минут, когда я был уже на почтительном расстоянии ох поезда, он меня догнал, делая вид, что торопится по каким-то служебным делам. Но на бегу успел сказать мне:
— Виктора в Аджикабуле зацапали фараоны. Он нес пакет, перевязанный шпагатом. Шпагат лопнул, и из пакета посыпались свинцовые литеры…
Он замедлил шаг, желая, как видно, сообщить мне еще какие-то подробности, но я глазами показал ему: не надо, мол, спасибо, все понял — и свернул в сторону, а он своей мелкой трусцой побежал дальше.
Теперь мне было уже не до моих душевных переживаний: надо было действовать. Тут каждая минута была драгоценна. Прежде всего предупредить Ладо… Эх, Виктор, Виктор! Как же так? Лопнул шпагат. С чего бы, интересно, было ему лопаться? Не иначе, захотелось взять с собой сразу два пакета, вернее, увязать в один пакет две порции, благо, это была бы тогда уже последняя ездка. Виктор силен как бык. Такой вес ему нипочем. Он и четыре легко мог бы унести. Ну а шпагат двойного веса, ясное дело, не выдержал. Но ведь я тысячу раз твердил ему: не бери больше одного! Провалиться на таком пустяке!
Хорошо еще, что Ладо живет неподалеку от вокзала, в районе железной дороги, у Дмитрия Бакрадзе. Я домчался до него за несколько минут. К счастью, Ладо был дома: спокойно сидел у керосиновой лампы и мирно читал какую-то толстую книгу.
Увидав меня в столь неурочный час, он сразу понял, что стряслась беда.
— Что случилось?
— Виктора арестовали. В Аджикабуле… Лопнул шпагат, шрифт рассыпался… — единым духом выпалил я.
— Как ты узнал?
— Машинист сказал. Тот, что вместо Виктора привел поезд.
— Если меня арестуют, — спокойно начал Ладо. Но тут же поправил себя: — Когда меня арестуют…
— Что за чушь! — прервал его я. — Ты говоришь так, словно тебя непременно должны арестовать! Конечно, если ты будешь сидеть здесь и, как ни в чем не бывало, читать свою книгу…
— Именно, — кивнул Ладо. — Именно так я и собираюсь поступить.
— Ты спятил? Неужто ты не понимаешь, что, если Виктор арестован, жандармы немедленно явятся к его двоюродному брату. Не такой уж это секрет, что они не только родственники, но и друзья, водой не разольешь.
— Ты прав. Безусловно, они придут сюда. И думаю, довольно скоро.
— Поэтому тебе, да и мне тоже, надо немедленно уходить отсюда!
— Ты сейчас уйдешь, — спокойно сказал Ладо. — А я останусь.
Я не верил своим ушам.
— Останешься?! Зачем?!
— Затем, чтобы, когда они сюда придут, назвать им свое имя.
«Бедняга, он помешался!» — подумал я. В самом деле: стоило столько раз выходить сухим из воды, так виртуозно обводить вокруг пальца лучших полицейских ищеек, чтобы ни с того ни с сего взять да и добровольно отдаться в их руки.
— Неужели ты не понимаешь, Авель, — мягко сказал Ладо, — я должен назвать им себя. Это единственный способ спасти Виктора. Да и Дмитрия тоже. Если я не сделаю этого, я погублю двух ни в чем не повинных людей. Прекрасных людей!
— Какая глупость! — взорвался я. — Да ведь ты и им не поможешь, и себя погубишь!
— Узнав, что я тот самый Ладо Кецховели, которого они так долго и безуспешно разыскивают, они отпустят и Виктора, и Дмитрия. В особенности если я всю вину возьму на себя.
— Ладо! Опомнись! Что ты говоришь?
— Оставим это, дорогой. Ты ведь и сам знаешь: но такой человек Ладо Кецховели, чтобы позволить другому расплачиваться за его дела. Да еще дорогой ценой.
— Священником тебе надо было стать, а не революционером, — мрачно буркнул я, вспомнив его давнюю насмешку надо мною.
— Ладно, — улыбнулся он. — Давай-ка, брат, не будем тратить время на пустые пререкания. Я решил, и так оно и будет. А ты немедленно уходи, ведь дорога каждая секунда. Вы с Вано во что бы то ни стало должны спасти шрифт и станок. Немедленно к Джибраилу!
Это было сказано таким непререкаемым тоном, что я понял: препирательства бесполезны. Молча обняв Ладо и расцеловавшись с ним, я кинулся на машиностроительный завод, там у меня был подпольный кружок из рабочих-армян. Это были надежные люди, я хотел попросить их забрать и припрятать шрифт, одному мне заниматься этим было бы не под силу, да и опасно: мне ведь надо было еще успеть разыскать Вано Болквадзе и вдвоем с ним попытаться спасти станок.