Я думал, он тоже будет возмущен безумным поступком Ладо. Но он только сказал:
— Что ж, Ладо — это Ладо. Нельзя ожидать от тигра, что он станет вести себя как олень. И наоборот. Не огорчайтесь, Авель. Человек может победить всех врагов, но только не себя.
— Но ведь это глупость! — не удержался я.
— Это характер, — сказал Красин. — А уж как вам угодно называть поступки, продиктованные этим характером, — глупостью, великодушием, легкомыслием, благородством — это дело ваше. Ладно, друзья мои, не будем спорить. Что вы собираетесь предпринять?
— Прежде всего увезти печатный станок. Не исключено, что в какой-нибудь из бумаг, изъятых у Ладо, значится адрес Джибраила. Если это так, полиция может явиться туда уже утром. Поэтому действовать надо немедленно.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? Мы замялись.
— Да, Леонид Борисович. Нужны деньги. Рублей пятьдесят.
Красин вышел в другую комнату, вернулся, держа в руках раскрытый бумажник.
— Здесь шестьдесят рублей, — сказал он, вручая мне ассигнации. — Действуйте!
Возбужденные удачно завершившейся первой частью нашего предприятия, мы с Вано бодро зашагали к дому Джибраила.
— А что мы ему скажем? — спросил Вано. — Почему забираем станок?
— Придумаем что-нибудь.
— Хорошо бы сговориться заранее. Этот Джибраил не так прост, как кажется. Не дай бог, еще заартачится.
— Уломаем. Я буду говорить, а ты мне поддакивай. Когда мы подошли к дому Джибраила, уже светало.
Джибраил удивленно оглядел нас: в этакую рань мы к нему еще никогда не заявлялись.
— Салям алейкум, Джибраил, — непринужденно поздоровался я.
— Алейкум салям, — вежливо ответил он.
— Мы пришли так рано, потому что нам надо срочно отвезти станок на пристань. Пароход скоро уходит, надо успеть.
— Зачем отвозить станок? — спросил Джибраил, снова ве выказывая ни малейшего удивления.
— Он оказался не очень хороший. Неисправный. На заводе сказали: верните, мы пришлем новый,
Джибраил медленно пропустил сквозь пальцы свою бороду, задумался. Мы ждали, затаив дыхание. Наконец он выговорил:
— А Давид? Где он? Почему сам не пришел за станком?
— Эх! — горько вздохнул я. — У Давида беда. Внезапно умерла его жена, он вынужден был уехать в Тифлис.
Джибраил снова пропустил сквозь пальцы свою бороду, прищурился, оглядел нас с ног до головы и сказал:
— Молоды вы еще, чтобы обмануть Джибраила. Станок отдам только Давиду. Давид приедет, получит станок. А вам станка не видать как своих ушей.
Я понял, что тут стена. Переубедить Джибраила нам не удастся. Но, как всякий человек, попавший в омут, я стал барахтаться:
— Как тебе не стыдно, Джибраил? Неужели ты думаешь, что мы тебя обманываем?
— Этого Джибраил не знает, — последовал уклончивый ответ. — Джибраил знает только одно: станок принадлежит Давиду, Джибраил отдаст его только Давиду.
— Да пойми ты, чудак! — не выдержал Вано. — Если мы будем ждать, пока вернется из Тифлиса твой Давид, пароход уйдет. И мы потеряем время. А время, как ты знаешь, — это деньги. Мы понесем убытки. И ты тоже, ты ведь с нами в доле, ты наш компаньон. Приедет Давид, узнает, что ты не отдал станок, сердиться будет. Как же так, скажет, я доверял Джибраилу, а он мне такую свинью подложил.
— Джибраил не подложил свинью Давиду. Джибраил имеет дело с Давидом, а не с вами. Станок отдам только Давиду, больше никому.
Поставив, таким образом, точку, Джибраил повернулся к нам спиной, давая понять, что дальнейшие переговоры бесполезны.
— Стой! Погоди! — в отчаянии крикнул я.
Джибраил повернулся.
— А если мы принесем телеграмму от Давида? Тогда отдашь станок?
— Если будет стоять подпись самого Давида, отдам.
— Пошли, — кивнул я Вано.
— Что ты задумал? — спрашивал он, еле поспевая за мной. — Не видишь разве, это же маньяк! Ей-богу, не отдаст станок, придушу его, и все тут!
— Погоди, сделаем еще одну попытку решить это дело миром, — сказал я.
План мой был очень прост. У меня был приятель, некий Чконишвили, он работал на главном почтамте, притом как раз в телеграфном отделе. Пойду к нему, решил я, попрошу, чтобы он отстукал телеграмму якобы от Ладо, то есть от Давида Деметрашвили: «Приехать не могу похорон безвременно скончавшейся супруги. Станок прошу передать таким-то. Давид».
Не прошло и получаса, как такая телеграмма была у меня в руках. Уверенный, что теперь-то уж Джибраил упрямиться не станет, ликуя, вернулся я к упрямому побратиму Ладо. Тот нехотя взял из моих рук телеграфный бланк, долго, недоверчиво вертел его в своих руках, наконец молча вернул мне.