«Сара, — подумала она. — Такая большая. И так похожа на Санну. Такие же светлые волосы. Но у нее — прямые, как у Виктора».
— Привет, — сказала Ребекка Саре. — Что тут устроила твоя сестра? И где Санна?
Девочка пожала плечами, показывая, что в ее задачи не входит следить за младшей сестрой.
— Мама рассердилась, — проговорила Лова и потянула Ребекку за рукав пальто. — Она в пузыре. Она лежит там.
Девочка указала на дверь спальни.
— А ты кто такая? — подозрительно спросила Сара.
— Меня зовут Ребекка, и это мой дом. Во всяком случае, частично мой.
Она снова обернулась к Лове.
— Что значит — в пузыре?
— Когда она в пузыре, она не отвечает и не смотрит на тебя, — объяснила Лова, не в силах удержаться, чтобы еще раз не потрогать пуговицы Ребекки.
— О господи! — вздохнула Ребекка, стащила пальто и повесила на вешалку в холле.
В доме действительно холодина. Надо срочно затопить печку.
— Я знаю вашу маму, — сказала Ребекка, поднимая и ставя на место стулья. — Мои бабушка и дедушка жили когда-то в этом доме. Подожди, а в волосах у тебя тоже мыло?
Только теперь она обратила внимание на слипшиеся волосы Ловы. Собака уселась на пол, пытаясь вылизать себе спину. Ребекка наклонилась и позвала собаку тем звуком, который всегда использовала, призывая своих собак, ее бабушка:
— Чо!
Сучка тут же подбежала к ней и продемонстрировала свою преданность, пытаясь лизнуть в уголок рта. Теперь Ребекка разглядела, что это помесь шпица с чем-то еще. Густая черная шерсть стояла дыбом, обрамляя аккуратную женственную головку. Глаза у собаки были черные, блестящие и радостные. Ребекка погладила ее по спине и понюхала пальцы — от них пахло хозяйственным мылом.
— Хорошая собачка, — сказала она Саре. — Твоя?
Девочка не ответила.
— На две трети она принадлежит Саре, а на треть — мне, — выдала Лова, как хорошо заученный урок.
— А теперь я хотела бы поговорить с Санной, — заявила Ребекка и поднялась.
Лова взяла ее за руку и повела. Квартира на втором этаже состояла из большой кухни с альковом и комнаты, когда-то служившей детям спальней, в то время как бабушка с дедушкой спали на диване в кухне. Теперь Санна лежала на боку в одной из кроватей, подтянув коленки почти к подбородку, — лицом к стене, в одной футболке и цветастых трусиках. Ее светлые длинные волосы разметались по подушке.
— Санна, ты меня слышишь? — осторожно спросила Ребекка.
Женщина на кровати не отреагировала, но Ребекка заметила, что та дышит.
Лова взяла одеяло, лежащее в ногах, и накрыла им свою маму.
— Она в пузыре, — прошептала девочка.
— Я поняла, — мрачно буркнула в ответ Ребекка.
Она ткнула Санну пальцем в спину.
— Пошли, — сказала она и вывела Лову в кухню.
Убедившись, что с большой хозяйкой, неподвижно лежавшей в кровати, не случилось особой беды, Чаппи последовала за ними.
— Вы что-нибудь поели? — спросила Ребекка.
— Нет, — ответила Лова.
— Мы с тобой знали друг друга, когда ты была маленькая, — сказала Ребекка Саре.
— Я не маленькая, — крикнула Лова. — Мне уже четыре года.
— Значит, так, — объявила Ребекка. — Сейчас мы приберемся в кухне, затем я приготовлю еду, а потом подогреем воду на печи и вымоем Лову и Чаппи.
— И еще мне нужна другая футболка, — сообщила Лова. — Смотри!
Она распахнула одеяло и предъявила склеившуюся от хозяйственного мыла футболку.
— И еще тебе нужна другая футболка, — тяжело вздохнула Ребекка.
Час спустя Лова и Сара сидели в кухне и ели сосиски с картофельным пюре из порошка. На Лове были джинсы какой-то из двоюродных сестер Ребекки и застиранный красный джемпер с изображением Астерикса и Обеликса на груди. Чаппи сидела у ног девочек, терпеливо ожидая, когда ей что-нибудь перепадет. В печи потрескивали дрова.
Ребекка бросила взгляд на часы. Уже семь, а им с Санной еще надо доехать до полицейского участка. В животе похолодело.
Сара понюхала джемпер Ловы.
— От тебя так мерзко пахнет!
— Ничего подобного, — вздохнула Ребекка. — У одежды немного странный запах, потому что она так долго пролежала в ящике. Но ее собственная одежда куда хуже, так что вариантов все равно нет. Отдайте Чаппи сосиски, которые не доедите.
Оставив девочек в кухне, она снова вошла в спальню и закрыла дверь.
— Санна, — проговорила она.
Санна не пошевелилась. Она лежала все в той же позе, уткнувшись взглядом в стену.
Ребекка подошла к кровати, остановилась, сложив руки на груди.
— Я знаю, что ты меня слышишь, — сказала она твердо. — Учти, я не та, что раньше, Санна. Я стала жестче и нетерпеливее. И я не собираюсь сидеть, гладить тебя по головке и спрашивать, в чем дело. Немедленно вставай и одевайся. Иначе я отвезу твоих дочерей в дежурный отдел социальной службы и скажу, что ты не в состоянии позаботиться о них. А затем первым же рейсом улечу обратно в Стокгольм.
По-прежнему никакой реакции. Ни одного движения.
— Хорошо, — проговорила Ребекка через некоторое время.
Она вздохнула, чтобы показать, что ждать больше не намерена. Повернулась и пошла к двери в кухню.
«Ну что ж, ничего не вышло, — подумала она. — Позвоню в полицию и расскажу, где она. Они вынесут ее отсюда на носилках».
Уже положив руку на ручку двери, она услышала, как Санна за ее спиной села в кровати.
— Ребекка, — выдохнула она.
Ребекка задержалась на полсекунды. Затем повернулась и встала, опершись о косяк. Руки снова невольно скрестились на груди. Как мама — поза под названием «ну-и-как-ты-собираешься-жить-дальше?».
А Санна — как маленькая девочка с умоляющими глазами, жующая нижнюю губу.
— Прости, — пробормотала она своим обезоруживающим голосом. — Я знаю, что я самая худшая мать на свете и никудышняя подруга. Ты ненавидишь меня?
— Даю тебе три минуты, чтобы одеться, выйти в кухню и поесть, — скомандовала Ребекка и вышла.
* * *Как оказалось, Свен-Эрик Стольнакке припарковал машину возле приемного покоя. Анна-Мария стояла, опершись о дверцу, пока он рылся в карманах в поисках ключей. Воздух обжигал холодом, делать глубокие вдохи было тяжело, но она изо всех сил старалась расслабиться. По пути от морга до машины живот напрягся и стал твердым, как плотно скатанный снежок.
— В церкви «Источник силы» три пастора, — сказал Свен-Эрик, роясь в очередном кармане. — Они сообщили, что готовы принять представителя полиции для беседы. Могут выделить на это не более часа. И они не позволят допрашивать их по отдельности — все трое будут разговаривать с нами одновременно. Они утверждают, что готовы сотрудничать, но…
— Но на самом деле сотрудничать не хотят, — закончила Анна-Мария.
— Ну и что прикажешь с ними делать? Применять силовые методы?
— Ни в коем случае! Иначе вся паства закроет рот на замок. Но, естественно, возникает вопрос, почему они не хотят побеседовать с нами по одному.
— Понятия не имею. Один из них пытался мне объяснить. Его зовут Гуннар Исакссон. Но я, если честно, ни слова не понял. Ты можешь спросить их сама при встрече. Черт подери, сейчас я жалею, что не выдернул их из теплых постелей сегодня в пять утра.
— Нет, — Анна-Мария задумчиво покачала головой. — Ты не мог поступить иначе.
Северное сияние по-прежнему прокатывалось по небу белыми и зелеными переливами.
— Просто невероятно, — проговорила она, запрокинув голову. — Этой зимой северное сияние не гаснет. Ты когда-нибудь видел что-то подобное?
— Нет, тут все дело в этой буре на солнце, — откликнулся Свен-Эрик. — Красиво, но вскоре наверняка выяснится, что эта штука канцерогенна. И что на самом деле следовало бы прикрываться от излучения серебряным зонтиком.
— Тебе бы пошло, — рассмеялась Анна-Мария.
Они сели в машину.
— Кстати, раз уж мы об этом заговорили, — продолжал Свен-Эрик, — как там дела у Похьянена?
— Не знаю, как-то не с руки было спрашивать.
— Ну да, понимаю.
«Мог бы и сам спросить», — сердито подумала Анна-Мария.