— И что ты предлагаешь?
— В первую очередь, не просить у неё такого дара. Во вторую — не вступать с ней в брак, или в отношения, похожие на брак. Не признаваться ей в вечной любви, и так далее… — Рикки Морьер отчего-то особенно пристально посмотрел на Юсуфа. — Ну, и в-третьих, даже когда мы сможем повторить эту технологию на практике, мы сами не должны пользоваться ей первыми, разве что в порядке одиночного эксперимента. Только публикация всех чертежей, схем и расчётов, только публичное обсуждение, только массовость! И тогда вместо азотных камер — выход к самым дальним звёздам, освоение всей Вселенной, мечта пилотируемой астронавтики и новая надежда для человечества.
— Звучит неплохо, — согласился Северов, и трое мужчин пожали друг другу руки, скрепляя этот неформальный договор.
Тем же вечером, час спустя, Рикки Морьер нашёл в библиотеке Кинтию.
— Я хочу, — сказал он без обиняков, — чтобы вы отдались мне.
Кинтия удивлённо посмотрела на него:
— Зачем?
— Чтобы вы признали меня своим мужем, не юридическим, так биологическим, если можно так выразиться. Я хочу, чтобы у вас была признанная всей Землёй мотивация поделиться со мной своей природой. Со мной лично, ни с кем другим. Пока что так.
— Но почему? — вновь спросила Кинтия, искренне недоумевая.
Рикард Морьер принялся рассказывать ей всё — и о карьере рядового сотрудника Астрофлота, и об аугментированных землянах, и о позиции земных женщин, и о позиции земных мужчин, и, наконец, о том, что коммунизм и звёзды — это дело ангелов, а не людей. Он, Рикки, давно уже стоял на страже небесных врат. Он был готов самостоятельно превращать людей в ангелов, чего бы это ни стоило. Но каждый ангел должен быть ужасен, и никто больше во всей Вселенной, кроме него, Рикарда Морьера, не понимает и не хочет понимать этой простейшей истины.
— Если ваш дар, — сказал Рикки Морьер, — попадёт в недостойные руки, то мир ждёт великая ловушка тирании. Землянин, средний человек, не хочет коммунизма и совершенно не жаждет звёзд. Ему гораздо интереснее карточка с повышенным потребительским статусом. А решения всех своих проблем он ожидает от некоего галактического разума, готового спуститься с небес специально ради того, чтобы подтереть землянину задницу, а всех остальных, наоборот, по заднице нашлёпать. И вы, отдав свой дар в недостойные руки, спровоцируете всю Землю на ожидание именно такого галактического разума! Со мной вы, по крайней мере, можете быть гарантированы от подобного исхода.
Кинтия глубоко задумалась.
— Нет, — сказала она наконец, — я не готова немедленно принять ваше предложение. Но я понимаю свой долг перед отцовской цивилизацией. Даю вам слово: если я должна буду передать кому-нибудь здесь, в Солнечной Системе, свою природу, первым на этом пути будете вы. Или, возможно, кто-то из ваших товарищей, но никто другой. И поверьте мне на слово — я никогда этого не делала, но мне думается, что половое соитие для этой цели абсолютно необязательно.
— Зато совершенно обязательно для другой цели, — усмехнулся Морьер. — Женщина, сердце которой свободно, не задумываясь, нарушит любые обещания и клятвы ради своего избранника. Я хочу лишить вас возможности сослаться на вашу извечную женскую слабость, в том случае, когда вы всё-таки решите, что мы лишние, а ваша сила и могущество куда более достойны красавца киноартиста или преуспевающего руководителя среднего звена…
Кинтия вспыхнула.
— Рикки, у вас нет оснований считать, что я умею нарушать данное мной слово. Я не похожа на тех земных девушек, о которых вы мне рассказываете! Думаю, нам стоит оставить этот разговор.
— Хорошо, — сказал Морьер, — но тогда я прошу у вас уточнения вашего обещания. Если вы начнёте раздавать этот ваш дар, направо и налево, или же по талонам, это неважно — во всяком случае, я хочу, чтобы я был первым. Иначе потом у нас, у Астрофлота, может вообще не быть никакого «потом». Это вы мне можете пообещать?!
— Хорошо, — сказала Кинтия. — Мой долг помочь астролётчикам, коллегам моего отца, в такой ситуации. Я обещаю вам это, Рикард.
Выйдя из библиотеки, Рикки в отчаянии прислонился к стене, пытаясь унять сердечную дрожь. По его чёрному лицу катились крупные капли пота. В таком состоянии его застал Юсуф Куруш, но, не заподозрив ничего скверного, просто отвёл начальника строительства в его каюту и уложил там спать.
Наутро, в ожидании пассажирского рейса на Землю, Северов и Юсуф Куруш начали свои эксперименты. Под опыты с Кинтией выбрана была небольшая орбитальная станция, крутившаяся вокруг Ганимеда и занимавшаяся, главным образом, биологическими исследованиями синтетических гидропонных почв, получаемых здесь же из юпитеранского сырья. Приборы и технические инструменты снимали с Кинтии Астер множество параметров, в то время как Северов заставлял её то менять форму, то превращаться в облако плазмы, то доставать, словно из ниоткуда, инструменты и припасы, которые Кинтия привезла с собой из системы Край. Сотни хромодинамических модулей, содержащих разнообразную информацию, добытую в этих опытах, упаковывались в личные архивы доктора, Рикки, Юсуфа; кое-что отправлялось и на Уран Фейнману. Тут-то и случилась катастрофа.
В одном из опытов Кинтия Астер рассказала о своём отце, взявшем под контроль планетарные оболочки и биосферу Края. Это событие очень волновало её — ведь Кинтия не забывала ни на минуту, что прилетела на Землю прежде всего в поисках спасения для своего отца. Северов и Юсуф увлеклись, принялись строить модели, предположения — и Кинтия, чтобы разрешить их сомнения, попробовала точно таким же способом взять под контроль оранжерею орбитальной станции. Последним её сознательным воспоминанием были вытаращенные глаза кота, жившего на станции; кот, без памяти от ужаса, шарахнулся из оранжереи вон, опрокидывая горшки с рассадой. Прибежавшие на шум Юсуф и Рикки увидели, что Кинтия исчезла без следа. Все попытки дозваться до неё оказались тщетными.
Ну, а позже началось по-настоящему странное. К тому моменту, когда на станцию пришёл грузопассажирский корабль с Земли, оранжерея росла как на дрожжах. Рикки Морьер кое-как уладил ситуацию, сдавленно объяснив этот процесс экспериментами Северова по биофизике. Оранжерею погрузили в грузовую секцию целиком, и корабль двинулся в обратный рейс, забрав доктора, Юсуфа и Рикки, сопровождавших свой ценный груз. На Землю их, конечно же, не пустили — слишком уж быстро разрастались растения в оранжерее, слишком нетрадиционно для чахлой космической поросли вела себя буйная зелень. Оранжерею доставили на Луну, и тут-то начались настоящие чудеса.
Для начала, в кратере, где была спущена капсула с оранжереей, появился воздух. Его тонкий слой удерживался неведомой силой, отличной от лунной гравитации. Это был прекрасный, чистый воздух, снабжённый сверху тонкой плёнкой ультрафиолетового щита. Потом капсула оранжереи лопнула, и зелёные побеги поползли по Луне во все стороны с постепенно возрастающей скоростью. Перед зелёным валом, как фронт ударной волны, бежало широкое бурое кольцо почвы, в которую стремительно превращался истерзанный метеоритными бомбардировками лунный грунт. Мир следил за этими чудесами с замиранием сердца; обсуждались самые различные предложения, что делать дальше, от раздачи премий до атомных бомбардировок включительно. Рикард Морьер, поначалу слегка струхнувший, внезапно оправился от шока и стал давать разнообразные объяснения насчёт фантастических экспериментов Астрофлота по терраформированию. От разглашения подробностей он умело ускользал, ссылаясь на незаконченность исследований и экспериментов. Именно классическая учёность Рикки Морьера заставила его окрестить происходящее проектом «Феба», а сенсационный успех этого проекта стал краеугольным камнем его карьеры и его стремительно растущего влияния.
Именно тогда Рикки осознал, что это за чудовищная сила — Кинтия Астер.
Именно тогда впервые в разговоре он полушутя назвал Кинтию «богиней», а себя — её верховным жрецом.
Именно тогда, на основе расчётов Фейнмана и Северова, задуман был противовес этой феноменальной, всеохватной космической мощи — Змей-Ракета.
А ещё именно тогда Рикки заметил, что Юсуф Куруш всё чаще бывает в самом центре этих лунных садов, на небольшом искусственном холме, там, где лежала когда-то лопнувшая оранжерейная капсула, и что он никогда не уходит из этих садов с пустыми руками; то гроздь сверкающих росой вишен, то связка бананов, то какой-нибудь экзотический плод сами падали в руки Юсуфа. А Юсуф гладил ладонями стволы деревьев и мягкую траву, тихо говорил что-то, задумавшись, подолгу рассматривал узоры на коре, слушал журчание невесть откуда появившихся (на Луне-то!) ручьёв с чистой, мягкой водой. Вот так новость! Неужели Кинтия узнаёт, слышит Юсуфа?! Не кончилось бы это чем дурным!