-- В летописи сказано, что первым царем в Москве был Иаван Злонравный. Сколько вечностей назад это было... Наверное, в его времена она и была построена. В Священном Манускрипте истории рауссов не уделяется должного внимания, а апокрифы противоречивы и во многом сомнительны.
Когда их лошади пересекали Врата, Лаудвиг напрягся. По его неискушенному мнению, должно было произойти что-то особенное. И он был приятно удивлен, когда не произошло ничего абсолютно. Он дышал тем же самым воздухом, ощущал те же самые сжатые ладонями поводья, даже сердце продолжало биться с той же частотой.
-- Даже не верится! -- с патетикой воскликнул принц. -- Я уже за пределами Франзарии! Ну надо же, а!
Мельник удивился, что он радуется как ребенок, которому показали некую невидаль. Сам же князь лишь небрежно пожал плечами, для него пересекать Врата -- дело столь обыденное, что даже и пожимать плечами по этому поводу не стоило.
К ним навстречу вышло несколько бевальских пограничников. На их лицах лежала какая-то мрачная тень, и она не являлась физической тенью вселенского сумрака. Старший из них прохладно кивнул и вымолвил традиционное приветствие:
-- Добрые путники! Мы рады видеть вас в Бевальгии, но обязаны знать кто вы такие и цель вашего приезда. А так же обязаны взять с вас небольшую пошлину.
Лаудвиг, не мудрствуя лукаво, выложил все что знал.
-- Я сын короля Ольвинга, наследник престола. -- Слова произвели ожидаемый эффект, пограничники изумленно переглянулись. -- А это мой эскорт и мои сопровождающие. Мы едем транзитом через ваш мираж и направляемся в царство Рауссов сжигать вон ту, -- он небрежно ткнул пальцем в телегу с клеткой, -- симпатичную ведьму. Чтоб ей сдохнуть!
Ни у одного из бевальских пограничников не возникло и толики сомнений в справедливости услышанных слов. Лаудвиг от природы походил на принца: высокий, широкоплечий, с гордой царственной осанкой, к тому же -- очень красивый лицом. Его мягкие чувственные черты гармонировали с вьющимися светлыми волосами. Челка была небрежно закручена вверх, создавая впечатление, будто ему в лицо постоянно дует ветер. А сапфировый взгляд его голубых глаз обладал тайной магией, особенно губительной для женщин.
-- О, сьир! Примите наши поклоны! Как поживает ваш отец Эдвур и два ваших брата?
-- Отец слишком занят королевскими делами... Мой младший брат Пьер здравствует, -- Лаудвиг с силой сжал кулаками поводья, -- и успешно молится за весь мир. Что же касается старшего, Жераса... увы, он умер. -- Поводья были вновь разжаты. -- У него часто побаливало сердце.
Старший из пограничников сочувственно кивнул головой.
-- Принц, мы обязаны вас предупредить. Мы не советуем держать путь именно через наш мираж.
-- Это еще почему?
-- Обратите хотя бы внимание на нашу одежду.
Лаудвиг только сейчас заметил... Нет, впрочем, это заметил он сразу: только сейчас его насторожило то, что одеяние у бевальских пограничников уж слишком мрачно. Какая-то грубая ткань и одни серые тона.
-- В нашем мираже траур, так как пришла беда... В одной из провинций Брасселя вспыхнула эпидемия параксидной чумы. И теперь чума распространилась по всему миражу, захватив даже часть Тевтонии. Десятки тысяч людей уже скосила эта неумолимая смерть. Мы чем-то очень сильно прогневали Непознаваемого. Предвечная Тьма! Из моей семьи остался я один...
Лаудвиг медленно повернул голову назад. Там с каменным выражением лица застыл князь Мельник, а чуть дальше -- равнодушный и всегда равнозначно принимающий беды и радости лейтенант Минесс. Лейтенант слегка обнажил лезвие своего меча и тотчас вернул его в ножны. Глупейший жест. Меч против параксидной чумы все равно, что сухая палка против лесного пожара.
-- Что делать будем? Пойдем другой дорогой? Через Тевтонию?
Мельник отрицательно покачал головой.
-- Нам придется делать слишком большой крюк.
-- Вы предлагаете сунуться в самое логово нечисти? Когда у нас во Франзарии была эта чума, отец приказывал убивать всех, в ком хотя бы подозревали носителей инфекции. С зараженными областями запрещались любые общения. А перебежчиков оттуда сжигали, даже не спросив их мнения, как они относятся к смертной казни! Я тогда еще совсем ребенком был. Гувернантка нас пугала этой чумой как самым страшенным наказанием. Короче, хреновая эта шутка, князь... даже дрожь по коже идет.
Минесс слегка пришпорил лошадь и поравнялся с принцем.
-- Сьир, я лично был свидетелем того, о чем вы говорите. Мои бабка с дедом оба погибли от чумы. Скажу честно, эдикты вашего отца были очень жестоки, многих людей казнили по ошибке. Но я ни в коем случае не осуждаю деяния моего короля, ибо позже я понял, что именно эти жесткие меры помогли погасить пандемию, и жертвами невинных спасли жизни тысячам верных пасынков темноты. Я очень хорошо знаю эту болезнь и как с ней бороться. Думаю, мы сможем прорваться. Главное держаться вдали от людей. Временами придется сворачивать с дороги и передвигаться по лесу. Положитесь на меня, сьир.
Лаудвиг рад был на кого-нибудь положиться, а еще лучше -- положить. И не на одного, а на всех и все сразу. Ему уже осточертели эти романтические скитания по черной вселенной. Он до одурения в голове хотел вернуться в Нант, зайти в какой-нибудь кабак и расслабиться по всем статьям своего морального закона...
-- Князь! Подумайте еще раз! Стоит ли ради обыкновенной ведьмы так рисковать нашими жизнями! Да я ее сейчас задушу! Вот этими руками! Я ее изуродую так же сильно, как она изуродовала мою спокойную жизнь! -- Лаудвиг взорвался и резко направился к повозке.
Ольга слегка вздрогнула. Мельник начал метаться в поисках выхода, даже металлические пластинки на его юшмане стали возбужденно искриться.
-- Сьир, подождите!
Лаудвиг нехотя обернулся.
-- Вспомните, ведь дело не только в ведьме. Вы должны вручить царю Василию письмо вашего отца. Поймите, речь идет об укреплении дипломатических отношений между нашими миражами. Это глобальная политика.