- Сначала мы все успокоимся, а потом… мой дорогой слизеринский друг, лучше прямо сейчас отправь Лейстренджа и Гойла в Больничное крыло, а по дороге объясни, что они просто слегка ударились и этого не заметили. Иначе объясняться придется всем вам троим, и я позабочусь, чтобы профессор Снейп обеспечил вашим деятельным головам отработки до конца учебы.
Лейстрендж попытался что-то возразить, но как только Гарри услышал «круцио», то тут же перестал слушать. Он не был настолько убежден в превосходстве слизеринцев, чтобы поверить, что ребенок на первом курсе мог делать то, что он не умеет на шестом.
- А Риддл? – слизеринец сделал попытку призвать к ответу всех, но Гарри уверенно помотал головой.
- Сам разберусь. Поверь, я буду пострашнее недовольной мадам Помфри.
Наконец-то и эта проблема разрешилась, если не считать того, что Том Риддл молчал, и молчал очень агрессивно. Гарри не был уверен, что мальчишка правильно понял его жест доброй воли, не расценив его как поощрение внутрифакультетной вражды или как предоставление возможности уйти Лейстренджу с Гойлом безнаказанными.
- Том Риддл, да? Как обживаешься? – бодро начал Гарри, усаживаясь прямо на пол, чтобы не смущать ребенка своим ростом.
Ему не к чему было показывать превосходство таким способом, есть сотни методов куда более действенных и очевидных.
- О, чудесно, как видишь, - произносит ребенок, и Гарри едва сдерживается от того, чтобы присвистнуть; в голосе Тома слишком много яда для его возраста; хотя, Гарри нечасто приходилось общаться с детьми, он не мог сказать наверняка.
- Обижаешься? Аргументируй, - пожимает плечами Поттер.
- Что? - переспрашивает ребенок, если не удивленно, то непонимающе точно.
- Ты зол – я вижу. Аргументируй, почему зол на меня. Было бы неплохо, если бы я отвел их к директору, а тебе обеспечил теплое местечко на факультете? – предположил гриффиндорец, похлопав по полу рядом с собой рукой, приглашая Тома сесть.
Тот неуверенно оглядел Гарри, отошел от стены, принимая приглашение. Разумеется, первым, самым искренним и животным желанием было именно это. Ведь это было бы совершенно справедливо.
Точно так же, как и справедливо было раз и навсегда розгами отбить у задир из приюта желание набрасываться на младших. Справедливость и должна так проявляться, разве нет? Этот вопрос был основным, главным и… непроизносимым. Склочной миссис Коул ни разу не пришло в голову пресечь дурные наклонности тех, кто взрослее Тома, и ему пришлось найти способ наказать их самостоятельно.
Но Том верил, если еще умел это делать, в то, что в Хогвартсе все будет по-другому. Это же волшебная школа. Это лучшее, что произошло с ним за всю жизнь. Все просто не может повторяться.
Но все повторялось, и мальчик снова не мог ответить: «Да, это было бы честно».
- Я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое.
Гарри согласно покачал головой. Да, это было нормальное желание для ребенка, оказавшегося в новой школе, в новом мире и на новом факультете. Но никто не говорил о том, что оно осуществимо.
- Теперь ты учишься в Хогвартсе, тут такие желания остаются наглухо замурованными в стены.
Гарри выждал еще пару наполненных грустным молчанием минут и, решив, что ситуация достигла пика напряженности, вскочил, задавая действительно волнующий его вопрос.
- А ты действительно круциатусом их?
Гарри предполагал, что у него нет никого опыта в общении с детьми.
Он часто проводил время с Беллой, но ее назвать ребенком не повернулся бы язык даже у Сириуса. Скорее, семилетняя Беллатриса была ураганом в зачаточной стадии, очень активным и иногда говорящим умные вещи, высмотренные в маггловских передачах - Сириус жил в нормальной квартире на окраине Лондона, где вся техника исправно работала. Гарри был уверен, что Белла любит его, и Белла действительно любила его слишком сильно, чтобы обращать внимание на то, что иногда гриффиндорец может быть надоедлив и бестактен. Она справедливо полагала, что это черта всех гриффиндорцев.
Том Риддл так не полагал.
Даже понятия не имея, что такое круциатус, но успев услышать это слово уже от всех, он сложил два и два и решил, что Гарри Поттер – не самый лучший персонаж для того, чтобы говорить с ним серьезно и искренне. Гарри Поттер в ответ решил, что лучшим ответом на упрямое молчание ребенка будет угроза отвести его к Снейпу.
Так, слово за слово, Гарри пришел на обед в Большой зал с искусанными губами и уверенностью, что «да, это был круциатус»; как мальчишка умудряется им пользоваться осталось не выясненным, потому что тот решил не ожидать продолжения разговора и убраться в неизвестном направлении.
Определенно, предположения о том, что Гарри не хватает опыта в общении с детьми, были совершенно обоснованы.
- Нашел себе кого-то в первый же день? - с сомнением протянул Рон, обращая внимания на потрепанный вид друга.
Рон был одним из тех, кто всегда выбирал тот вариант развития событий, над которым приходилось мало думать. Не то, чтобы Рон не любил думать, но он все-таки предпочитал заменять долгие размышления действиями. И он считал, что не все должны делать так же, как он. Поэтому и не мешал Поттеру временами строить гениальные планы по поводу причастности Снейпа к Ассоциации по защите гоблинов, а МакГонагалл – к изготовлению особой марки перьев – черных как ночь и плюющихся чернилами на все розовое в радиусе трех метров.
И «кто-то» у Поттера вполне подходит под описание: «Не очень вероятно, но почему бы и да?»
- Можно и так сказать, - поморщился Гарри, испытывая затруднения в произношении.
Он не в первый раз испытывал на себе круциатус – были неприятные случаи в детстве и на четвертом курсе – но этот был круциатус на уровень выше: быстрый, без контролируемого диапазона воздействия, да еще и от первогодки. Если бы Гарри закричал, последствий почти не было бы, но кричать, потому что ребенок тебе сделал больно? Ну, уж нет, Гарри закричит, только если наткнется на Снейпа в подземельях после отбоя. А искусанные в кровь губы – это дело пары капель заживляющего зелья.
- Гермиона, у нас еще есть пары сегодня?
- Прорицания и рунология, - тут же ответила девушка, уже выучившая расписание.
- Вот черт, и почему бы им в первый день не сделать поменьше уроков? Изверги.
Гермиона непонимающе посмотрела на Поттера, который не притронулся к еде, зато вытащил из сумки пергамент и начал на нем что-то строчить. Заглянув в него через плечо друга, девушка кашлянула. Не стоило такое Поттеру писать в Большом зале, не один Снейп любит подкрадываться со спины.
- Гарри, ты не думаешь…
- Я уже закончил, - Гарри свернул пергамент, передавая его Гермионе. – Вот, защитные чары – это важно, вспомните их на собрании ОД. Меня не будет, я попрактикую их в другом месте.
- Эй, я не позволю вляпаться тебе в приключение в первый же день! – тут же возмущенно вскочил Рон. – Без меня, по крайней мере.
- Давай округлим, и этот день будет вторым. Как только ситуация выйдет из-под контроля, я тебе тут же сообщу, дружище, - Гарри успокаивающе положил руку Рону на плечо, незаметно пытаясь заставить его обратно сесть. – Гермиона, просто держи его.
Опыта в общении с детьми у Гарри все еще не было, но он решил, что не со всеми детьми можно обращаться, как с детьми. Вот с Риддлом, например, теперь стоит поговорить как с взрослым человеком, который может убить всех в Хогвартсе. Гарри любил драматизировать, если это позволяла ситуация.
Карта папы и Ко часто помогала Поттеру-младшему. Вообще, ее должны были отдать ему только к шестнадцатилетию, но Гарри сам стащил ее из отцовского стола перед первым курсом, а забрать что-то у одиннадцатилетнего сложнее, чем уговорить Лили Поттер больше никогда не притаскивать Северуса Снейпа в дом в Годриковой лощине. Так что гриффиндорец начал осваиваться еще с первых дней, тщательно запоминая все имена важных шишек – старост, учителей и тех, кто просто обладает полномочиями нажаловаться на него директору – помечая потайные ходы и строя маршруты, помогающие преодолеть расстояние от Гриффиндорской башни до класса трансфигурации за семь минут.