– Узнай, что происходит, – бросил полковник младшему офицеру, стоявшему рядом с наушником в ухе, подключённым к рации.
– Он говорит, что не сдастся, – доложил офицер. – Он приставил к сердцу за спиной пистолет. Ещё шаг с их стороны, и он покончит с собой.
– Вызывай катер на случай, если он бросится в воду, – приказал полковник, и тут же в кармане у него завибрировал коммуникатор. Достав его, Грег взглянул на экран. Это был скрытый приказ о ликвидации.
Вздохнув, он поднял взгляд. С неба, мерцая посадочными огнями, к аэродрому спускался военно-транспортный самолёт.
– Время вышло. Дайте мне, – протянул руку полковник. Он взял рацию и приказал открыть огонь на поражение.
Первый выстрел пробил беглецу плечо, другие пролетели мимо. Увёртываясь, Аббас вскинул руки перед собой и бросился в воду. Над головой вперемежку с грохотом волн послышались трели винтовочных очередей. Кровь стучала в висках. Воду, как решето, пронзили пули, но на дне, настигая беглеца, теряли убойную силу. Он исчез, скрывшись в пучине пенистых волн.
[1] Хабиби – так американцы пренебрежительно называют арабов.
Земля предков
Кто жизнью бит, тот большего добьётся.
Пуд соли съевший, выше ценит мёд.
Кто слезы лил, тот искренней смеётся.
Кто умирал, тот знает, что живёт!
Омар Хайям
Извилистая дорога вела автомобиль меж невысоких холмов. У их склонов больше века днём и ночью нефтяные качалки кланялись своим хозяевам, высасывая кровь земли. Уже темнело, на вечернем небосклоне загорались первые звёзды.
Автомобиль остановился у двухэтажной постройки, водитель учтиво произнёс:
– Catmişiq müəlim[1].
Замиль вышел, застёгивая плащ, огляделся вокруг, затем, обойдя небольшое здание у дороги, спустился по лестнице к подножью холма, где с древнейших времён, сотворённый волею природы, полыхал огонь. Подпитываемое природным газом жёлто-оранжевое пламя шириною в несколько метров вырывалось с гребня холма Янардаг[2].
У подножия холма никого, кроме одного человека, не было. Одетый в кремовую куртку, сидя на корточках, он грел руки у огня.
Подойдя к нему, Замиль спросил:
– Давно ждёшь?
– Нет, недолго, – поднимаясь, ответил Аббас и пожал протянутую Замилем руку.
– Ты сказал, встретимся у огня, – начал Замиль. – Я подумал, ты имеешь в виду Атешгях[3].
– Там музей, народу много, да и сейчас уже закрыто.
– Как проходит твоё лечение? – поинтересовался Замиль.
– Первый курс терапии завершён. Я, конечно, прежним не стану, но мутацию генов лечение остановит.
Замиль протянул руку, продержав несколько секунд ладонь над огнём, сказал:
– Когда мы только переехали в Штаты, отец меня и брата взял с собой в путешествие по Калифорнии. Помню, мы посетили зороастрийский храм огнепоклонников. Его прихожане-язычники считают, что языки пламени говорят с людьми. Но на самом деле они общались с демонами. Надеюсь, ты с пламенем не говорил?
– Нет. Хотя такие мысли были.
– Будь осторожен, не поддавайся пленяющей красоте огня. Его пылающие языки могут испепелить душу.
– Ты прав, – кивнул Аббас. – Смотря на пламя, я знаю, что это всего лишь процесс окисления, но в огне есть что-то завораживающее. Живи здесь древние греки, они бы сказали, что именно здесь огонь для людей зажёг Прометей.
– Ты ведь позвал меня не для того, чтобы говорить о легендах?
– Нет.
– Странно, что ты назначил встречу именно здесь. В детстве я часто сюда приходил. Видишь тот свет? – Замиль указал на зарево за холмом. – Там селение Дигях, твоя прабабушка, мать моего отца Гульбута, родом оттуда.