– Может, всё-таки разрешили? – насторожилась Майя.
– Похоже, что ни совсем. Несколько сол назад программист Салливан анализировал дамп-память бортовых компьютеров и обнаружил, что во время посадки на корабле был активирован один из резервных передатчиков. Точная частота, на которой шла трансляция, неизвестна, и данные, через него отправленные, со всех компьютеров удалены. Салливан отослал материал в «ISOC», но на Земле отрицают, что к этому причастны. Там считают, что это мог сделать кто-то из членов экспедиции. Теоретически это мог быть любой из нас, подключившийся с личного кома к системе аварийного управления. А перед отъездом со станции я получил список тринадцати астронавтов, которые могли быть причастны к этому инциденту. Все они граждане Соединённых Штатов.
– В этом списки есть и моё имя? – насторожено спросила она.
Её взгляд напомнил ему обрывки детских воспоминаний. Образ девушки и взгляд её черных глаза во дворе дома, в ту злополучную ночь, после гибли матери. Они всплыли на поверхность так близко, что он и сам удивился, насколько они стали явны.
Спрятав чувства как можно глубже, он вздохнул:
– Не думаю, что девушка, которая не знает, как включить на камере стабилизатор изображения, смогла бы взломать систему аварийного управления.
Бросив на него лукавый взгляд, Майя улыбнулась. – Значит, в тот вечер на закате ты не просто так пошёл за мной на корабль и захватил с собой здоровенный штатив? Ты боялся, что я на тебя нападу?
– Нет, – усмехнулся он. – Тогда этого списка у меня ещё не было.
– Я тоже должна тебе кое в чём признаться. Я относилась к тебе с опаской.
– На это были причины?
– Были. Я ведь тебе не рассказала, как попала в экспедицию. Два с половиной года назад я и предполагать не могла, что окажусь здесь. Со мной связался коллега моего отца. Он сказал, что наш дом сгорел, а отец получил травму и у него наблюдается диссоциативная амнезия. Я приехала к нему и стала уговаривать его поехать со мной, чтобы пройти обследование в нашей клинике. В тот же день нас арестовали сотрудники ФБР. Несколько дней допрашивали: хотели знать имена всех людей, с которыми мы были знакомы за последние десять лет. Проверяли все контакты, связи. Показывали фотографии незнакомых людей, среди них был бородатый человек, похожий на тебя, только постарше. Это ведь он – твой отец?
– Отец? – возмутился Турал. – Это прагматичный циник, замкнутый на своих амбициях. Он даже сыном меня никогда не называл! Я бы многое отдал за ответ: «Какого… он на самом деле меня сюда послал?»
– Я с ним незнакома, но я читала о нём. Мне ничего не известно о его личных качествах, но именно он стоял у истоков технологий, сдвинув с мёртвой точки отрасли наук, которые после многолетних неудач позволили людям вернуться на эту планету.
– Понятно. Значит, ты здесь не по своей воле, – усмехнулся он.
– Нет, нам сказали, что мы будем участвовать в космической экспедиции и отказаться мы не можем, иначе нам предъявят обвинения в шпионаже и надолго запрут за решёткой. И когда я увидела тебя и выяснила, что ты его сын, я испугалась: даже говорить с тобой боялась. Меня бросало в дрожь, когда ты со мной заговаривал.
– А сейчас тоже боишься?
– Нет. Только вплоть до того сола, когда ты преследовал меня по кораблю со штативом в руках! – улыбнулась она. – У меня есть ощущение, что меня в эту экспедицию отправили в качестве балласта.
– Я бы не сказал. Просто так Аббас ничего не делает. У него были причины вписать твоё имя в список, но какие, я пока не знаю.
– А это список, почему в нем только американцы?
– Это часть контракта. Концерн предоставил в этой экспедиции тридцать девять мест для астронавтов НАСА. Тринадцать из них должны были быть людьми из этого списка. Из них лишь двое имели хоть какое-то отношение к астронавтике. Если бы кто-нибудь из них по каким-либо причинам не участвовал в экспедиции: умер, болел или просто отказался, НАСА лишилось бы ещё двух мест в этой миссии. Это было одним из условий передачи проекта мировым державам и создания международного космического агентства. Концерн обязался обеспечить техническое оснащение экспедиции. От остальных партнёров, вступивших в проект на финальном этапе, требовалось немногое: средства связи, исследовательское оборудование и молодые талантливые ученные. Другим условием контракта было освобождение Эмина из заключения, его держали в Лэнгли. Так что на тот момент не ты одна была в неволе. Какую цену он заплатил за моё освобождение, я могу только предполагать. – Опустив голову, он положил руки на каменную плиту.
[1] Метод поддержания связи, во время входа в атмосферу.
Бином
Живущий по совести атеист сам не понимает, насколько он близок к Богу.
В отличие от верующих лицемеров, он творит добро, не ожидая награды.
Август – холодный месяц в южном полушарии. Аббас поднял повыше воротник, чтобы снег не заваливался за шиворот. На северном небосклоне появился едва заметный объект. Новейший айрокатер концерна, сделав вираж, пролетел над домом и медленно приземлился на лужайку.
С борта сошёл Замиль, держа в руке портфель и топча мокрый снег, он направился к Аббасу. Пожав руки и обнявшись, они начали беседу. Аббас предложил зайти в дом, но Замиль, заметив утихающий снегопад, предпочёл разговор на свежем воздухе.
– Как долетел?
– Быстро, – коротко бросил Замиль, указывая на последнюю разработку концерна, пассажирский айрокатер «Кагуцути», и добавил: – Прохладно здесь у вас.
– Здесь так бывает: сегодня ветер гонит тучи с севера плотными стадами, а завтра с юга вернёт их – белыми и худыми.
– А там тоже так? – Замиль кивнул в сторону солнца, за которым пряталась красно-лиловая планета.
– Да, только быстрее: утром в одну сторону, а вечером обратно.
– А это что? – покосился он на трость.
– Ничего, нога немного болит, – отмахнулся Аббас.
– У тебя хороший дом.
– Нормальный. Главное, что подальше от цивилизации, – вздохнул Аббас. – Тут местные Альпы, там голубые горы, – махнул он рукой вдаль. – А за теми пиками гора Косцюшко – высшая точка Австралии. Тишина, умиротворение и всё такое. Эллен здесь нравится.
– Она дома?
– Да, приехала под утро: была у родни в Брисбене. Устала с дороги и сейчас спит. А как себя чувствует Адель?
– Всё время плачет, – с горечью ответил Замиль. – Я ей сказал о том, что нас ждёт. Но она отказывается верить, говорит, что все события, предзнаменующие конец света, ещё не произошли. Я её отправил к родственникам в Калифорнию, отсюда полечу туда.
– Значит, прилетел прощаться?
– Ты уже знаешь? Всё разворачивается, так как ты говорил. Астрономы нашли за орбитой Плутона источник сильных гравитационных волн.
– Знаю, я надеялся, что ошибаюсь, и этот день никогда не наступит. Но это оно – то, что погубит Землю. Теперь этот мир – обречён!
Опустив портфель на землю Замиль, воздел руки к небесам и начал читать молитву покаяния:
«Аллахумма анта Рабби, ля иляха илля анта, халяктани ва ана абдук, ва ана а’ля a’хдике ва ва’дике мастата’ту. A’узу бикя мин шарри ма санат’у, aбуу лякя би-ни’метикя «алейя ва абу бизанби фагфир лии фа-иннаху ля йагфируз-зунуба илля анте»
Пока он произносил слова молитвы, Аббас чувствовал себя неуютно: отойдя в сторонку, он отрешённо водил тростью по площадке, мощённой камнями, вырисовывая на снегу три звезды.
Завершив обращение к Всевышнему, Замиль спросил у Аббаса: – Сколько у нас осталось времени?
– Наверное, день, может, два, – вздохнул Аббас. – Когда я там был, двадцать девятого числа Земля на связь уже не выходила.
– Как это будет происходить?
– Паники не будет. Никто ничего не поймёт. Возможно, мы что-то почувствуем, но всё закончится в мгновение, – и с горечью добавил: – Меня до сих пор терзают сомнения: правильно ли я поступил, скрыв от людей правду? Чем я лучше эти тварей, сбежавших с Земли, если я даже шанса не дал спастись остальным? Кто я такой, чтобы решать их судьбы?