— Клянусь головой, сэр, — сказал сэр Гавейн, — Прекрасная Дева из Астолата любит его всей душой. К чему это всё приведёт, я не знаю. Но сейчас она отправилась на поиски его.
ГЛАВА XV
Вскоре король и все остальные прибыли в Лондон, — и там сэр Гавейн открыл всему двору, что рыцарем, завоевавшим первенство на турнире, был сэр Ланселот. И когда сэр Борс услышал об этом, уж конечно, он опечалился жестоко, и все его сородичи тоже. Но когда узнала королева, что это сэр Ланселот носил на шлеме алый рукав Прекрасной Девы из Астолата, она от гнева едва не лишилась рассудка. Она послала за сэром Борсом Ганским и призвала его явиться к ней без промедления.
И как только он к ней явился, сказала королева так:
— А, сэр Борс! Слышали ли вы, как сэр Ланселот коварно меня предал?
— Увы, госпожа, — отвечал сэр Борс. — Боюсь, что он предал сам себя и всех нас.
— Пусть, — сказала королева, — хоть бы он и погиб, мне всё равно, ибо он — коварный рыцарь-изменник.
— Госпожа, — сказал сэр Борс, — прошу вас, не говорите так больше, ибо, знайте, я не могу слышать о нём такие речи.
— Почему это, сэр Борс? — сказала она. — Разве я не могу назвать его изменником, если он носил во время турнира в Винчестере на своём шлеме чей-то красный рукав?
— Госпожа, — отвечал сэр Борс, — что он носил этот рукав, меня и самого печалит, но, ручаюсь, он это сделал не из злого умысла, — он для того нацепил этот красный рукав, чтобы никто из сородичей не мог его признать. Ибо до этого дня ни один из нас никогда не видел и не слышал, чтобы он носил знак какой-нибудь девицы, дамы или благородной женщины.
— Позор ему! — воскликнула королева. — И ведь, при всей его заносчивости и бахвальстве, вы выказали себя лучшим рыцарем, чем он.
— Нет, госпожа, не говорите так больше никогда, ибо он одолел меня и моих товарищей и мог бы нас убить, если бы только захотел.
— Позор ему! — сказала королева. — Я слышала, как сэр Гавейн рассказывал перед господином моим Артуром, что нет слов передать, какая любовь между ним и Прекрасной Девой из Астолата.
— Госпожа, — сказал сэр Борс, — я не могу запретить сэру Гавейну говорить, что ему вздумается, но что до господина моего сэра Ланселота, то я могу поручиться: он не любит ни одну девицу, или даму, или благородную женщину, но всех их почитает в равной мере. И потому, госпожа, — сказал сэр Борс, — можете говорить что хотите, но знайте, что я поспешу на его поиски и найду его, где бы он ни находился, и Бог да пошлёт мне о нём добрые вести!
И на этом мы их оставляем и поведём речь о сэре Ланселоте, который лежал, страдая от жестокой раны. Когда прекрасная девица Элейна прибыла в Винчестер, она обыскала там все окрестности, и, по счастью, брат её сэр Лавейн как раз прискакал на луг погарцевать и погорячить застоявшегося коня. И лишь только девица Элейна завидела его, она сразу его узнала и стала кричать ему громким голосом, покуда он не расслышал и не подъехал к ней. И вот спрашивает она своего брата:
— Как поживает господин ваш сэр Ланселот?
— Кто сказал вам, сестра, что имя моего господина — сэр Ланселот?
И тогда она рассказала ему, как сэр Гавейн узнал его по его щиту.
Поскакали они вместе и добрались до подворья отшельника, и там она сошла с коня. И отвёл её сэр Лавейн к сэру Ланселоту, и когда она увидела его столь больного и бледного на ложе, то не могла произнести ни слова, но вдруг упала без чувств на землю. И так она пролежала долгое время. А когда пришла в себя, то закричала так:
— О господин мой, сэр Ланселот! Увы, почему лежите вы здесь в болезни?
И снова лишилась чувств. Тогда сэр Ланселот попросил сэра Лавейна, чтобы он поднял её и принёс к его ложу. И когда она опять пришла в себя, сэр Ланселот поцеловал её и сказал:
— Прекрасная девица, что с вами? Ведь вы причиняете мне ещё большую боль. Почему вы так убиваетесь? Ведь если вы прибыли утешить меня, то добро вам пожаловать. Что же до этой моей лёгкой раны, то я от неё скоро уже оправлюсь, милостью Божией. Но я диву даюсь, — сказал сэр Ланселот, — откуда известно вам моё имя?
И тогда девица ему всё поведала, как сэр Гавейн, остановившись на ночлег у её отца, признал щит сэра Ланселота и открыл им его имя.
— Увы! — сказал сэр Ланселот, — мне очень жаль, что моё имя стало известно, ибо я уверен, это обернётся худом.