Он поднял краснощекое лицо, внимательно осмотрел нас полусонным взглядом, ответил:
— Через переезд, а там налево до самых Выселок. — Опустил голову, как будто задремал, но руки закручивали гайку.
— Где этот переезд? — спросил я.
— Во-он там, — не поднимая головы, продолжая закручивать гайку на рельсовых стыках, ответил он.
Я постарался догадаться, где же это «во-он там». В ту сторону посмотрел и Клим, потом мы стали изучать железнодорожную насыпь, но никаких признаков переезда не заметили.
— Растолкуй, пожалуйста, как нам все-таки к переезду попасть.
Человек бросил ключ, вяло улыбнулся:
— Весна. Припекает... Гайку, и ту крутить желания нет. Видать, приезжие?
По лицу стекал пот.
— Жарко. А вы ехайте прямо, — показал рукой вперед. — Жарко!..
На нем ватный стеганый пиджак, на голове шапка.
— Разденьтесь!
— И правда! — согласился он. — Во-от как разморило. Туды-сюды, а деньки летят, вот и май подкатил...
Мы тихо поехали вдоль железнодорожной насыпи.
— Гей, гей! — раздался голос. — Остановитесь!
Нас догнал человек.
— Забыл!.. — переводя дух, сказал он, — забыл... вам куда надо-то?
— На трассу выехать! — крикнул Клим.
— Ну, тогда все правильно, — расстегивая пиджак и помахивая шапкой, он добавил: — Только вот что, до переезда еще версты три. Городские привыкли к указателям, а там их нету. Брошено несколько шпал через пути, и все. Народ у нас смышленый, шофера бойкие... — Он попросил закурить. Берет желтыми, в мазуте, пальцами у Клима папиросу, надевает шапку и идет назад. И вдруг возвращается опять:
— Давайте-ка я вас провожу.
— Зачем?
Он задумывается.
— Да, зачем? — повторяет мой вопрос. — Весна, разморило... а папироску еще про запас дайте.
Клим сердито засопел.
— Дай, тебе что, жалко? — прошу я.
Он протягивает нехотя пачку с папиросами. Человек берет две. Добродушно усмехается, прячет папиросы в шапку.
— Вот теперь как бы веселей будет... Переезд прямо, ехайте и смотрите... А то, может быть, ко мне в гости заехаем, у меня баба исправная, угощения всегда есть. Спроси у любого, как живет Яшка-обходчик? И каждый скажет...
Не дослушав Яшку-обходчика, мы поехали.
Домой попали во второй половине дня. Клим подрулил к гаражу, и мы принялись разгружать запчасти.
V. Партизан
С Партизаном меня познакомил сам Ведрин.
— Савелий Фомич, вот это и есть твой преемник и мой друг Максим, студент.
Старик прищурил хитроватые глаза, обошел меня вокруг, окинул снизу доверху внимательным взглядом и зачем-то крякнул.
— Вот ему и передашь, Фомич, сложность своего ремесла. Он, поди, уже полынь от лопуха не отличит, — добавил Ведрин и, оставив нас один на один, заспешил на свой агропункт.
— Пошли! — хрипловато сказал Савелий Фомич, приглашая меня хозяйским жестом в поле.
Я пропустил его вперед и зашагал за ним следом по уже знакомой дороге.
Сегодня извилистые берега речки были пустынны. На какое-то время старик задержался на склоне, сошел с дороги, изучающе осмотрелся, поковырял носком сапога землю, и только после этого мы спустились в пойму.
В одном месте из серых зарослей прошлогоднего камыша подхватились два больших кроншнепа, ярко мелькнув белыми надхвостьями, понеслись к Митрохину кусту. От резкого взлета крупных птиц пересохшие метелки камыша брызнули желтоватым пухом. Савелий Фомич даже не взглянул на птиц. Он широко шагал, чавкая водянистой почвой.
— Вишь, как здеся травка проросла? — обратился он ко мне. — Неделю тепла — и встанет. А там, на сугреве, — показал он в сторону холмов беспалой кистью правой руки, — уже зелень. День, два — и можно скотину поманеньку пускать. Сначала туды, потом к Митрохину кусту, а тоды уже здеся, по пойме. — Старик вроде рассуждал сам с собой, но я знал, что он все говорит для меня.
На холмистых сугревах свистели суслики, в просторном, безбрежном небе гомонили перелетные гуси, теленькали жаворонки и высоко-высоко парила ширококрылая шулика, высматривая добычу.
— Мне Виктор Мокеевич сказывал, что ты маненько знаком с нашим ремеслом, — не то спрашивая, не то сообщая, продолжал Савелий Фомич.
— Немного знаком, — решил ответить я.
— Ага, ну да это по мне, это ладно... а ты сейчас в науке? Как Виктор Мокеевич, или в другой ветви?
— В другой.
— Ага, ну да, в другой так в другой, — он не стал интересоваться моим институтом. — Виктор Мокеевич, как прибыл к нам, все со стариками гутарил: «Где, когда, как сеяли? Какие урожаи снимали?..» — просто засыпал вопросами. Ну, думаем, пропали! Учен парень, учен, а знаний нетути. Одного разу возьми и скажи ему об этом: «Что ж ты все спрашиваешь и спрашиваешь? Чему ж тебя в институте учили?»