— Да не плохой, были хуже еще. Этот пьет, но пьяным в овраг не падал и в речку на лошадях не заезжал...
Мы попили холодной воды, от которой слегка заломило зубы, и позвали Надежду купаться. Она согласно кивнула.
— Вихтор Мокеевич, вы куда? Обед готов, — забеспокоилась Чикиринда.
— Мы окунуться, — ответил Виктор.
— Надюх, покличь там всех. Вот рельс не привезли, и позвонить не во что... — сокрушалась Чикиринда.
— Я пойду выполнять просьбу бабушки, — сказала Надежда. — Не прыгайте с обрыва! — Она заспешила к речке.
— Хороший она человек, — похвалил Надежду Ведрин.
Я промолчал, потому что определение «хороший человек» было пустым звуком, для меня она была радостью, жизнью.
Из-под ног выпорхнули и закружили вокруг нас чибисы, тревожно и жалобно покрикивая. Виктор свернул немного от болотца, обошел заросли пахнущей мяты.
— Куда это ты? — поинтересовался я, видя, что идем в другую сторону от купающихся.
— Понимаешь, забыл плавки. Поплаваем в одиночестве.
«Лучше даже, что мы будем одни, — подумал я, — там из-за этого гама и шума помечтать некогда». А мечталось мне в это время легко. Я лежал на теплом песке, смотрел в бездонное летнее небо и представлял, как сегодня ночью мы с Надеждой останемся у костра вдвоем и я буду рассказывать ей о шумном большом городе, об институте. Окружать нас будет ночь, густой запах подсыхающего сена, резкий скрип коростелей.
— Во-он, видишь, летит спутник, или это метеорит?..
— Какой метеорит? — спросил меня Ведрин. — Ты что это?
Я понял, что заговорил вслух, и, не отрывая глаз от светло-синего неба, добавил:
— А ты днем разве не видишь метеоритов?
— Жарко тебе, Максим. Окунись, астроном, да пора обедать. Посмотри, твоя собака и та уже у кухни.
IX. Кум королю...
Справившись со своей делянкой, мы помогли Чикиринде и Фекле Артемьевне. Сено разделили на три части, две отдали, а один воз свезли к себе на сеновал.
Фекла Артемьевна стала относиться ко мне по-родственному. Однажды, встретившись на улице, остановила меня, достала из кармана кофточки конверт.
— Письмо сын прислал, привет тебе... я писала ему о тебе. Ты не обидишься? — вопросительно уставилась на меня светлыми, большими, как у Надежды, глазами.
— За что же обижаться. Спасибо, привет пишите от меня.
Если я подходил к избе и Фекла Артемьевна находилась во дворе, то всегда приветливо улыбалась мне:
— Заходи, Максим, заходи! Надюша, я сама все сделаю. Максим ждет.
Надежда стала ходить ко мне в поле, не таясь, и у нас только и было разговору об экзаменах в институте.
— Максим, если я поступлю в институт, ты на зимние каникулы приедешь в Знаменку?
Меня заедал суеверный страх:
— Зачем загадывать, поступай, у нас еще много времени, об этом успеем поговорить...
А поговорить как следует не успели. В конце июля Надежда уехала сдавать вступительные экзамены. В Знаменке стало пусто после ее отъезда, одиноко. Я с нетерпением ждал возвращения Савелия Фомича. За два месяца мне выплатили зарплату, вышло по триста рублей в месяц, Этих денег хватит мне, чтобы несколько месяцев я чувствовал себя обеспеченным студентом.
Иногда у меня появлялась мысль, что Надежда плохо сдаст экзамен и досрочно приедет. Часто я сидел на крыльце и ждал, что вот-вот в соседском дворе услышу знакомый голос:
— Максим, зайди к нам, Надежда вернулась.
В первых числах августа куда-то запропастился мой помощник Заливай. Он сбежал после обеда. Вечером я несколько раз ходил к избе Партизана, утром тоже заходил, но собака как сквозь землю провалилась.
Последние дни стояла сухая, жаркая погода.. В колхозе радовались ведру, спешили с уборкой, дни и ночи гудели в полях трактора, комбайны, сновали по дорогам грузовики, груженные зерном. На разбитых грунтовых дорогах слой пыли лежал на четверть.
Когда со мной был кобель, я отставал от стада или шел с подветренной стороны, чтобы не глотать взбитую скотом пыль. Заливай успевал подогнать и подвернуть коров, если они пытались заскочить на свекольное поле.
Сегодня коровы учуяли, что собаки нет, и то и дело сворачивали на свеклу. Мой кнут безжалостно опускался на коровьи спины, я старался галопом прогнать стадо мимо свекольных полей.
Пыль над дорогой стояла серой стеной, и только по топоту копыт можно было определить, что за этой стеной движется скот.
Была у меня надежда и на то, что после уборки лугов придут колхозные пастухи и с ними будет не так одиноко, веселее. Из-за сухой погоды колхозные пастухи со своими стадами оставались на поливных культурных пастбищах, а я тосковал в пустом поле.