Я поздоровался с женщинами, стал присматриваться к ним,
Василий потеснил крайнюю из женщин, сел рядом на солому. Те некоторое время помолчали, покосились на Василия, в мою сторону и продолжили разговор. Речь шла о половодье.
— Ночью я проснулась, на пол ступила и вскрикнула. Вода холодющая — по щиколотку... — рассказывала молодуха в сером платке.
— А у меня другие дела, — перебила ее старуха в вельветовом пиджаке, с широким утиным носом, — у меня вода из саду к дому прет, а в саду-то кобель на цепи. Вот он как взгромыхал цепью-то, все на будку кидался, все норовил взобраться на нее. А цепь-то мешает, он и давай скулить.
— Ты отвязала бы его, Аклунья, — подсказала молодуха бабке.
— Я же его боюсь. Он ведь чистый волкодав, всех рвет! Ты же знаешь моего кобеля. Я ему когда жрать даю, чугунок с кашей граблями пододвигаю...
Светлый весенний день тускнел. Тяжелые темные тучи, клубясь, надвигались со стороны воды.
— Где же лодочники? — заволновались женщины. — Хоть бы Сапрон приплыл.
— А что, и Сапрон Терентьевич подплывает? — спросил я.
— Показывается, — ответила бабка Аклунья. — А вы, чай, к нему на постой?
— К нему.
— И какой интерес. Шли бы ко мне, — предложила она. — У меня и чистенько, и натоплено, и продукт всякий есть.
— Кобеля вашего боюсь, — пошутил я.
— А что его бояться, он на цепи прикованный.
— Нет, спасибо.
— Скажешь потом спасибо. Горница у меня просторная, светлая, постели пуховые, — уговаривала она. — А кобель, он в саду хозяйничает, брешет редко, не докучает.
— И где запропастились эти лодочники? — сердился Василий. Встал и, приложив руку козырьком, стал всматриваться в даль.
И словно в ответ на его нетерпение где-то застучал мотор, и вскоре из-за леса показалась лодка.
— Сколько нас здесь? — Василий стал считать. — Так, всех, значит, не заберет.
— Мы раньше вас ждем. Мы поедем, — сказала Аклунья.
— Мне тоже некогда! — заявил Василий.
— Кто ж это плывет? Ну-ко, Васька, определи, у тебя глаза зоркие. Если это Сапрон, дак он бесплатно повезет, а Козьма — готовьте по пятьдесят копеек.
— Чай, Козьма прет.
— Так я и знала...
К причалившей лодке метнулись женщины, но в эту минуту показалась еще одна лодка. Женщины остановились:
— Мы на следующей, нам не к спеху.
Я и Василий сели на свободные места. Хозяин оттолкнулся веслом, дернул шнур мотора, и, вспарывая встречную волну, лодка пошла от берега.
Я взглянул на хозяина лодки. Он все посматривал в сторону туч, потом повернул к нам рябоватое лицо, сказал:
— Вон где дождь хлещет. Теперь растопит снега в лесу, по оврагам, воды прибавится вдвое.
— А что нам вода, от нее вреда большого не бывает.
Мимо нас прошел катерок.
— Сапрон Терентьевич!
Все проводили его взглядом. Я попытался окликнуть инспектора, но он сидел за рулем хмурый, сосредоточенный. Может быть, я слабо крикнул и из-за шума мотора он не услышал, а может быть, не хотел останавливаться.
— Занимался бы своим делом и не мешал бы людям заработать, — сказал Василий.
— Он ведь добро людям делает, — вмешалась одна из женщин.
— А мы что, не добро делаем? — откликнулся хозяин лодки. — У него и катер, и горючее государственное, вот и выставляется благодетелем.
— Да я что, я так, просто к слову пришлось.
Хозяин лодки посмотрел на меня:
— А вода на глазах прибывает. Сюда шел — вот той березки до сучьев не доставала, сейчас и сучья залило.
Резко налетел прохладный ветер, волна пошла больше с белыми бурунами, из-за этого лодочнику трудно было замечать плывущие обломки льда, он сбавил скорость, повел лодку осторожнее.
Следом за ветром пришел дождь, сильные струи косо захлестали по спинам. Пришлось подымать воротники плащей и садиться к ветру спиной.
Вода закипела, зашумела вокруг. Несколько раз лодка натыкалась на льдины, к счастью, они были небольшие.
Хозяин лодки чертыхался, напряженней всматривался вперед, сожалел, что из-за каких-то двух рублей погнал в такую непогодь.
Дождь лил недолго, все же в лодку натекло порядочно воды.
Хозяин подал мне жестяной ковш:
— Поработай на благо общества.
Я черпал почти до самой деревни. Расплачиваясь, женщина сказала лодочнику:
— Хотя бы с парня-то не брал, сколь он воды выхлестал.
— Дело общественное, а оплачивать он обязан.
Выбрав посуше место, я положил рюкзак и стал ждать Сапрона Терентьевича.
Темные тучи заволокли небо, день стал заметно темнеть. По стержню реки плотно шел лед.
Деревенская улица и дворы были залиты водой. Люди ходили в броднях, осторожно, вдоль плетней и заборов. Только несколько изб, стоявших на пригорке, выглядели привычно.