Геннадий улыбнулся.
Погода выдалась по-настоящему праздничная. Первый снежок, чистый и мягкий, слегка поскрипывал под ногами, словно новые половицы.
— Ген, вид у тебя инкогнито, — напомнил я ему, — этот моцион от дома до Дворца тебе на пользу, ты как помидор. Клянусь, если ты во всеуслышанье не назовешь свое имя, тебя никто не узнает.
Последнее время мы с другом увлекались изучением новых для нас слов. На уроке русского языка внимательно следили за речью учительницы, и стоило ей произнести какое-нибудь незнакомое слово, тут же его записывали, а в переменку узнавали значение.
На прошлой неделе Генка запомнил два слова: «инкогнито» и «моцион». Слова эти ему понравились, но употреблял он их не всегда к месту. Вообще у него есть странная привычка — повторять все, что ему нравилось. Слова, мотив песни или стихи.
Он засиял, остановился и, обращаясь ко мне, спросил:
— Мой друг, неужели я так элегантен?
— Конечно!
— Великолепно. Именно таким я хотел нынче быть.
У входа во дворец группа ребят футболила жестяную банку. Генка оттолкнул одного и что было силы поддал банку.
— Ты с ума сошел!
— Забылся, — сказал он, осматривая туфлю.
Во дворце было людно. Мы прошли на второй этаж в зал танцев. Раздевалка, как всегда, не работала. Шубы, пальто ворохами лежали на стульях. Пробившись к самой сцене, где сидел наш самодеятельный оркестр, друг закивал знакомым музыкантам:
— Трубачам и барабанщику пламенный!
Те покосились в нашу сторону и тоже кивнули. Раздевшись, мы выбрали удобное место для наблюдения и стали осматривать публику.
— Ты посмотри туда! — Геннадий показывал в противоположный угол.
— Тягнырядно! — удивился я.
— Вот видишь, оказывается, он тоже посещает культурные места...
Мыкола в коричневом с белой полоской костюме, при пестром галстуке, завязанном большим пышным узлом, в хромовых сапогах, голенища с напуском, стоял у стула, на котором лежали два женских пальто. Точно так, наверное, одевался мой дедушка на святки.
— Вот это франт! Ты, Ген, перед ним ничто... Притом он наверняка с девушкой. Смотри, у него даже физиономия не блестит. А как он оберегает место и пальто своей дамы! Джентльмен, а не Мыкола.
Рядом с Тягнырядно, развалившись на стуле, сидел Санька Клинтух. Он исподлобья смотрел на танцующих и мял короткими толстыми пальцами «гаванскую» сигару. Чувствовалось, что Санька захмелел.
— Быть нынче драке, — сказал я.
— Обязательно, Клинтух в настроении.
В пашем поселке Санька считался самым заядлым хулиганом. Он худощав, суховат и очень подвижен. Когда мы занимались боксом, Клинтух был у нас тренером.
В спортивной форме он совсем другой. У него крутые широкие плечи, продолговатые бицепсы. Стоит ему согнуть в локтях руку, как бицепсы превращаются в шары. Талия у Саньки тонкая и корпус подвижен, словно башня танка. Реакция мгновенная, удар неожиданный и сильный. Все бои Клинтух выигрывал нокаутом. На областных соревнованиях его заметили, ввели в состав сборной области по боксу и вызвали на сборы.
Не любил Клинтух дисциплину, на сборах он нарушал все распорядки и, напившись, переколотил волейбольную команду. В тот же день его выгнали, жалобы на Клинтуха получили все комитеты поселка, начиная от партийного и кончая ДСО. Председатели и секретари посовещались между собой и пришли к единому мнению — учить надо человека. Нашего тренера обязали посещать вечернюю школу, но в вечерней четвертого класса не было. Санька приходил несколько раз в пятый, для того чтобы успокоить начальство и покурить с ребятами в перерыве.
Пока мы наблюдали за Санькой, к Мыколе подошли две девушки. С виду им было лет по семнадцать. Одна черноволосая, чернобровая, с быстрыми темными глазами, с румянцем во всю щеку, другая беленькая. Волосы желтоватые и слегка волнистые, как у Тягнырядно.
Геннадий дернул меня за руку:
— Подойдем поближе. Мне страшно интересно, кто из них невеста Тягнырядно?
Девчонки наперебой что-то рассказывали Мыколе. Он улыбался и от удовольствия щурился.
— Какая хорошенькая эта черненькая, — заметил Геннадий, — обрати внимание на сережки.
Я и без него уже любовался девушкой. Плоские цыганские серьги, красная кофта и густой румянец щек красили ее.
— Ничего, правда?
— Правда!
Генка что-то мучительно обдумывал, рука у него стала горячей, даже глаза заблестели.
— Ты пригласи ее на танец, — шепнул я ему.
— Да ну...
— Тягнырядно все равно не танцует.
— Но их две, она не захочет оставить подружку. Давай вдвоем, ты пригласишь беленькую, а я эту...
Теперь меня бросило в жар.