— По какой ехать?
— По этой, — уверенно показал Клим на заросшую густой травой.
Километра через два дорога исчезла:
— Как быть?.. Не лучше ли вернуться?
Клим вышел из кабины, залез в кузов, осмотрелся:
— Курс правильный, вот за этим холмом Счастливка. Жми, доктор, по целине! Нет, стой! Дай-ка я сяду за баранку.
Я уступил ему, потому что шофер из меня некудышный. Случайно научившись водить машину, я воспользовался доверием Клима.
Он снял пиджак, закатал рукава и, поплевав на ладони, погнал машину, продолжая рассказывать про знаменитую на весь район теткину пасеку, про целебные свойства меда и парного молока.
— Деревня! — показал я Климу.
— Вижу! — Он круто подвернул баранку, так что занесло задние колеса, и, прибавив газу, переключил скорость. — Ну, доктор, вот мы и приехали!
Рокот вашего мотора разбудил пустынную и тихую деревню. Привязанные у самой дороги телята заметались, стараясь оборвать веревки, копошившиеся в теплой пыли куры с криком разлетались по сторонам, будоража уснувших собак.
Клим сбавил скорость и медленно поехал, внимательно всматриваясь в дома.
Я представил сытный обед, после которого можно будет под тенистой яблоней на свежем воздухе попить крепкого чая с душистым медом. «Скорей бы!»
У больших густоразросшихся ракит кончились избы. Дорога опускалась в низину, исчезая в кустах боярышника и лозняка.
— Ручей там, что ли? — спросил Клим.
— Тебе лучше знать.
— Пойду посмотрю...
Вернувшись, он постоял у машины, почесал затылок, закурил:
— Перемахнем! — Взвизгнули тормоза, и прозрачно-искристые брызги воды фейерверком вылетели из-под передних колес. Полуторка выскочила на пригорок и покатилась к спокойному большому пруду.
— Что, не та деревня? Или не доехали?
— Еще не доехали...
— Мы уже больше шестидесяти километров отмахали.
— Ничего, доктор! Километры считать не наше дело. Вот счетчик, железный прибор для этого существует. — Он покосился в мою сторону и, довольный, улыбнулся.— Не сердись, скоро приедем. Я, наверно, лет семь назад был у нее... Но ты будь спокоен, найдем. Я тебе такие чудеса покажу...
— Да заткнись ты со своими чудесами!..
Клим подогнал машину к берегу. В тени под ракитовым кустом лежала чья-то одежда.
— Сейчас, чтобы ты не волновался, я наведу справочку... Жара-то какая, — расстегивая пуговицы гимнастерки, сказал он.
Жара действительно стояла невыносимая.
— Окунемся?
Я молча разделся, и мы пошли к воде. Под обрывистым берегом на глинистом песке животами вниз лежали два подростка. У одного, рыжеголового, на покрасневшей спине, словно папиросная бумага, висела кожа.
Клим подошел к ним:
— Ребята, вы не знаете, как проехать к деревне Счастливке?
Подростки, как по команде, повернули головы и удивленно уставились на подошедшего.
— Ну, что уставились? Я спрашиваю, как проехать к Счастливке?
— Мы не знаем, как проехать, — ответил рыжеголовый. — Закурить есть?
— Дать бы тебе закурить, суслик облезлый!.. Что не спросишь, ни черта не знают, а закурить дай!..
— А при чем они? — вмешался я. — Болтать нечего, освежимся да в путь.
Когда мы отплыли на большое расстояние от берега, рыжеголовый крикнул:
— Ты, журавль колодезный! Сам ни черта не знаешь!..
Клим сделал вид, что не слышит.
Мы переплыли пруд и, отдохнув, вернулись. На темно-зеленых бортах машины крупно было написано мелом: «Журавль длиннобудылый! Стропило остропузое!»
Клим сердито засопел, посмотрел по сторонам — подростков не было, он стер рукой надпись, оделся, и мы поехали дальше.
После купания настроение у меня поднялось. Правда, голод усилился, но не вечно же мы будем ехать.
Мимо опять замелькали просторные поля, светло-зеленые всходы пшеницы, синеватые — ржи, с широкими межами и огрехами, которые буйно зарастали всякими травами.
Дождь начался неожиданно. Еще в лобовое стекло било яркое солнце, синело небо, а по крыше кабины застучали тяжелые капли.
Клим выглянул в окно и поспешно стал поднимать стекло. Тут же исчезло солнце, сначала толстые нити, а потом плотные потоки воды обрушились на землю.
Через несколько километров я почувствовал, как задние колеса, ерзая, стали пробуксовывать. Глинистая почва покрылась водой, и вязкая, в то же время скользкая дорога раскисала все больше.
Клим сидел за баранкой с таким видом, как будто ради этого дождя он столько времени кружил по проселочным дорогам.
На крутом повороте машину занесло, задние колеса сползли в прорытую вдоль дороги канаву. Клим выругался и, закусив губу, с остервенением прибавил газу. Мотор, вахлебываясь, ревел, рев переходил в надрывный визг, но машина оставалась в кювете.