В полукруглой комнате было одно большое панорамное окно. В нём горело затянутое дымкой небо. Внизу безмолвно перекатывались бурые холмы волн. В стенах виднелось много открытых шкафчиков. Их наполняли инструменты, книги, склянки с засохшим осадком, запылённые термосы. На грязном полу стояло пять или шесть механических подвижных столиков, между ними несколько сплюснутых надувных кресел, из них был выпущен воздух. Только одно было надуто. В нём сидел маленький изнурённый человек с лицом, обожжённым солнцем. Кожа клочьями слезала у него с носа и щёк. Я понял, кто это: Снаут, заместитель Гибаряна, кибернетик. В своё время он напечатал несколько совершенно оригинальных статей в соляристическом альманахе. Раньше мы не встречались. На нём была рубашка-сетка, сквозь ячейки которой торчали седые волоски, росшие на плоской груди, и когда-то белые, запачканные на коленях и сожжённые реактивами полотняные штаны с многочисленными карманами. В руке он держал пластмассовую грушу, из каких пьют на космических кораблях, лишённых искусственной гравитации. Он смотрел на меня, словно парализованный ослепительным светом. Груша выпала из его ослабевших пальцев и запрыгала по полу, как мячик. Из неё вылилось немного прозрачной жидкости. Постепенно вся кровь отхлынула от его лица. Я был слишком поражён, чтобы что-нибудь сказать, и эта немая сцена продолжалась до тех пор, пока мне каким-то непонятным образом не передался его страх.
Я сделал шаг. Он скорчился в кресле.
— Снаут, — прошептал я.
Он вздрогнул, как будто его ударили. Глядя на меня с неописуемым отвращением, Снаут прохрипел в ответ:
— Не знаю тебя, не знаю тебя, чего ты хочешь?..
Разлитая жидкость быстро испарялась. Я почувствовал запах алкоголя. Он пил? Был пьян? Но почему он так боялся?
Я всё стоял посреди кабины. Ноги у меня обмякли, а уши были как будто заткнуты ватой. Пол под ногами я воспринимал как что-то не совсем надёжное. За выгнутым стеклом окна мерно колыхался океан.
Снаут не спускал с меня налитых кровью глаз. Страх уходил с его лица, но невыразимое отвращение не исчезало.
— Что с тобой?.. — спросил я его вполголоса. — Ты болен?
— Заботишься… — сказал он тихо. — Ага. Будешь заботиться, да? Но почему обо мне? Я тебя не знаю.
— Где Гибарян? — спросил я.
На секунду у Снаута перехватило дыхание. Его глаза снова стали стеклянными. В них вспыхнула какая-то искра и тотчас угасла.
— Ги… гиба… — пролепетал он. — Нет!!! — Он затрясся в беззвучном идиотском смехе и затих. — Ты пришёл к Гибаряну? — Это было сказано почти спокойно. — К Гибаряну? Что ты хочешь с ним сделать?
Он смотрел на меня так, как будто я перестал быть для него опасным. В его словах, а ещё больше в тоне было что-то ненавидяще-оскорбительное.
— Что ты говоришь?.. — пробормотал я, ошарашенный. — Где он?
Он остолбенел:
— Ты не знаешь?..
«Он пьян, — подумал я, — ясно как день, пьян». Меня охватил растущий гнев. Мне, конечно, нужно было уйти, но моё терпение лопнуло.
— Приди в себя! — прикрикнул я. — Откуда я могу это знать, если только что прилетел! Что с тобой, Снаут?!
У него отвалилась челюсть. Он снова на мгновение задохнулся. Быстрый блеск появился в его глазах. Трясущимися руками он вцепился в ручки кресла и с трудом, так что затрещали суставы, встал.
— Что? — сказал он, трезвея на глазах. — Прилетел? Откуда прилетел?
— С Земли, — ответил я зло. — Может, ты слышал о ней? Похоже, что нет!
— С Зе… Великое небо!.. Так ты — Кельвин?
— Да. Что ты так смотришь? Что в этом удивительного?
— Ничего, — ответил он, быстро моргая глазами. — Ничего. — Он потёр лоб. — Извини меня, Кельвин. Это так, знаешь, просто от внезапности. Не ожидал…
— Как это не ожидал? Ведь вы получили сообщение несколько месяцев назад, а Моддард радировал ещё раз сегодня, с борта «Прометея»…
— Да. Да… Конечно. Только, видишь ли, здесь у нас некоторый… беспорядок…
— Вижу, — сказал я сухо. — Трудно этого не видеть.
Снаут обошёл вокруг меня, осматривая мой скафандр, самый обычный скафандр с упряжью проводов и кабелей на груди. Несколько раз откашлялся. Потрогал свой костистый нос.
— Может, хочешь принять ванну?.. Это тебя освежит. Голубые двери на противоположной стороне.
— Спасибо. Я знаю планировку станции.
— Может, ты голоден?..
— Нет. Где Гибарян?
Он подошёл к окну, будто не слышал моего вопроса. Со спины он выглядел значительно старше. Коротко остриженные волосы были седыми, шея, сожжённая солнцем, иссечена морщинами, глубокими, как шрамы. За окном поблёскивали огромные хребты волн, поднимающихся и опадающих так медленно, как будто океан застывал. Если смотреть туда, создавалось впечатление, что станция движется немного боком, как бы соскальзывая с невидимого основания. Потом она возвращалась в нормальное положение и снова, лениво наклоняясь, ползла в другую сторону. Но это, очевидно, был обман зрения. Хлопья слизистой пены цвета крови собирались в провалах между волнами. Через мгновение я почувствовал тошноту.
— Слушай… — неожиданно начал Снаут. — Пока только я… — Он обернулся. Нервно потёр руки. — Тебе придётся довольствоваться моим обществом. Пока. Называй меня Хорёк. Я тебе знаком только по фото, но это не важно, меня все так называют. Боюсь, что тут ничего не поделаешь.
— Где Гибарян? — упрямо спросил я опять.
Он заморгал.
— Мне очень жаль, что я тебя так принял. Это… не только моя вина. Совсем забыл, тут столько произошло, знаешь…
— Да брось, всё в порядке, — ответил я. — Оставь это. Так что же всё-таки с Гибаряном? Его нет на станции? Он куда-нибудь улетел?
— Нет, — ответил Снаут, глядя в угол, заставленный катушками кабеля. — Он никуда не улетел. И не улетит. Потому что он…
— Что? — спросил я. У меня снова как будто заложило уши, и я стал хуже слышать. — Что ты хочешь сказать? Где он?
— Ты уже знаешь, — сказал Снаут совершенно другим тоном.
Он холодно смотрел мне в глаза. По коже у меня побежали мурашки. Может быть, Снаут и был пьян, но он знал, что говорит.
— Но ведь не произошло же?..
— Произошло.
— Несчастный случай?
Он кивнул. Он не только поддакивал, но одновременно изучал мою реакцию.
— Когда?
— Сегодня утром.
Удивительное дело, я не ощутил потрясения. Весь этот обмен односложными вопросами и ответами успокоил меня, пожалуй, своей деловитостью. Мне казалось, что я уже понимаю поведение Снаута.
— Как это было?
— Устраивайся, разбери вещи и возвращайся сюда… Ну, скажем, через час…
Мгновение я колебался.
— Хорошо.
— Обожди, — сказал Снаут, когда я повернулся к дверям. Он смотрел на меня как-то по-особенному. Видно было, что он никак не может выдавить из себя то, что хочет сказать. — Нас было трое, и теперь с тобой — снова трое. Ты знаешь Сарториуса?
— Так же, как тебя. По фотографии.
— Он в лаборатории, наверху, и не думаю, чтобы он вышел оттуда до ночи, но… во всяком случае, ты его узнаешь. Если увидишь кого-нибудь другого, понимаешь, не меня и не Сарториуса, понимаешь, то…
— То что?
Мне казалось, что всё это происходит во сне. На фоне чёрных волн, кроваво поблёскивающих под низким солнцем, он сидел в кресле с опущенной головой и смотрел в угол на катушку смотанного кабеля.
— То… Не делай ничего.
— Кого я могу увидеть? Привидение? — взорвался я.
— Понимаю. Думаешь, я сошёл с ума. Ещё нет. Не могу тебе сказать no-другому пока… В конце концов, может, ничего и не случится. Во всяком случае, помни. Я тебя предостерегаю.
— От чего? О чём ты говоришь?