Меня никто не спрашивал, кем я хочу стать. Отец не диктатор, просто он искренне верил, что так будет лучше для меня же. В институт меня определил по специализации его бизнеса, а потом сразу под крыло.
Сначала мне это и самому нравилось. Отец делился тонкостями дела, и первый год мне ещё казалось, что это здорово. Пока мои институтские товарищи ходили по собеседованиям или стажировались за копейки, моё будущее уже было перспективным, а настоящее хорошо оплачивалось.
По плану, через три года после вышки, я должен был возглавить компанию. А до этого успеть поработать на всех уровнях, начиная с рабочего, чтобы вникнуть во все процессы. Отец оказался прав, трех лет хватило, чтобы я вник в каждую мелочь на производстве и мог заменить любого работника на любом уровне, а значит знал все плюсы и минусы изнутри.
Только за эти три года я понял, что не готов потратить свою жизнь на бизнес отца. И решил сказать ему об этом. Но, как оказалось, к серьезному разговору готовился не только я, и отец меня опередил. Сказал, что последнее время плохо себя чувствует и не может больше руководить фирмой. А я, по его мнению, уже готов возглавить дело. Это было как удар под дых. Возразить в тот день я не решился, думал над путями отступления. А через неделю у отца случился инсульт.
Он долго восстанавливался, учился ходить и говорить. Мама занималась им, а я нашей фирмой. Теперь уже нельзя было бросить дело не только, чтобы не подводить отца, нам нужны были большие деньги на реабилитацию.
Динамика у отца шла хорошо. Наши врачи спасли ему жизнь, но улучшения начались после того, как мы поместили его в израильский реабилитационный центр. Мама находилась с ним, а я работал и оплачивал счета.
Поначалу мне казалось, что я временно отложил свои мечты о другой жизни. Но потом понял, что другая жизнь может быть только ценой качества жизни близких.
Машина семейного бизнеса сделала меня своей шестерёнкой, которая исправно крутилась, не имея возможности остановиться. Только постоянно было ощущение, что эта шестеренка от другого конструктора, просто ею удачно заменили пропавшую деталь.
Отец вернулся из Израиля в неплохом состоянии, но не для работы. Ходил тяжеловато, быстро уставал. Хорошо еще, что речь восстановилась полностью и на своих ногах, да интеллект сохранен. Повезло.
Появились свободные деньги, которые раньше уходили на клинику, и я купил отдельную квартиру.
Отец радовался моим успехам и совсем перестал бывать на предприятии, определив себе роль учредителя. Было приятно, что он так мне доверяет, но хотелось чего-то другого.
На новоселье я позвал бывших одногруппников. Выпив немного, поделился с ними своими мыслями и переживаниями, и был тут же объявлен зажравшимся барином. Только Серега меня поддержал. Когда все разошлись, он остался, мы почти всю ночь на кухне сидели и говорили. И он тогда меня спросил, знаю ли я сам, чего хочу. Я знал только то, чего не хочу. А что хочу – не знал.
Он меня давай пытать, чем я в детстве увлекался, что сейчас люблю. И такой мне психоанализ пьяный устроил, из которого вышло, что мое призвание – быть актером. Ход мыслей был простой:
- Ты технарем хочешь быть?
- Нет.
- Может гуманитарные профессии: языки, история, география?
- Нет.
- Экономическое что-нить?
- Нет.
- Так ты ничего не хочешь? А знаешь, куда идут те, кто ничего не хочет делать?
- Куда?
- В актеры.
- Значит, я – актер.
Мы поржали, выпили еще, обсудили мою актерскую карьеру и завалились под утро спать. На следующий день я встал с больной головой и бредовой идеей, что загубил в себе актёра. Серега уверял меня, что пошутил, но видя мой настрой сдался:
- Попробуй.
Я так воодушевился, что даже узнал всё про институт, куда бы хотел поступить за вторым высшим. На худой конец можно было пойти на платные курсы. Но, когда вник в графики студентов на актерском, сразу понял, что совместить с работой не получится.
Я даже нашел людей, которые заканчивали, и они мне подтвердили, что эта учеба двадцать четыре часа в сутки. Преподы не жалуют тех, кто не отдается профессии полностью.
Ну и потом, получу професию, а дальше? Я представил, что мне даже повезет найти работу. Как я её буду совмещать с производством. Оно тоже требует, если не двадцать четыре часа, то восемь вынь, да положь. Постоянно возникали вопросы, требующие моей компетенции. Разрулить их мог только я и отец. Но отца я старался ограждать от проблем.
Уйти с производства я не смогу. Во-первых, отца от такой новости второй удар может хватить. А во-вторых, я не смогу заработать актером тех денег, которые дает производство. Единственным кормильцем родителей был я. Так пришлось смириться с тем, что буду жить по сценарию отца.