На лестничном пролете остановились, чтобы перевести дыхание. Восьмой утер пот со лба и удивленно отвел пальцы — на ладони краснели следы. Зай опустил взгляд на свое израненное плечо. Он попытался выдавить слово, но не получилось: изо рта донесся раздраженный полустон, сменившийся неприязненным мычанием. Буквы не складывались, а язык отказывался шевелиться. Мученически Зай коснулся лбом холодной стены. Восьмой жалобно запричитал, снова придержав за плечи. Напарник дрожал и был бледен как смерть. Он не знал, куда деть алебарду, пока не догадался, наконец, деактивировать и вернуть в ножны. Разве мог такой растяпа, как он, убить Райви?..
Зай закрыл глаза и закричал. Сначала едва слышно, будто не понимая, как использовать голосовые связки, но после громко и душераздирающе. Восьмой растерянно погладил его по макушке.
— Живой… В порядке… Черт… Выбраться… Починят…
Бестолковый набор слов злил. Зай отбросил чужую руку, движение съело последние силы. Поскользнувшись, он полетел по ступеням, стукнувшись головой. Сознание приятно помутнело. На время испарились воспоминания, от которых очень хотелось сбежать. Только Восьмой не дал провалиться в блаженное беспамятство, принявшись тормошить. Алое пятно на пиджаке разрослось неровной кляксой. Напарник снова подхватил Зая под плечо и повел дальше, непрестанно ругаясь.
Внутренний двор пустовал, однако Зай машинально одернул рукав. Инстинкт самосохранения не покидал. Зай скрыл обрубок потому, что это было самым естественным решением. Существовал лишь один безусловный грех в понимании Аркуса: неповиновение. Пропавшие часы означали отсутствие контроля и, как следствие, скорую препарацию.
Железный путь отключили на ночь. Охотники кое-как пересекли квартал и остановились у серого дома. Свет в окнах не горел, редкие фонари зловеще отгрызали у тьмы желтые куски. Зай сглотнул, оттянув пиджак: пропитанная кровью рубашка слиплась с плотью.
— Все хорошо. Будет хорошо…
Восьмой, в свете луны похожий на призрачную тень, коснулся раны. Зай оттолкнул его, изнуренно выдохнув. Все как раньше, только напарник не был человеком, не мог им быть. И он убил Райви.
Как сквозь вату послышались шаги. К сидевшим на тротуаре подошла девушка в сером платье. Ангел замерла над двоицей, взирая на них с безмятежным безразличием. Такое же выражение у нее было, когда они охотились на Ткачку.
— Нет! Уходи!
Восьмой заградил Зая, раскинув руки. Он так и стоял на коленях, оттого выглядел как просивший милости. Зай проследил за ним краем глаза, по телу разлился обжигающий холод. Слишком много наполучал, наверное, даже алькалиновая таблетка не справится. Впрочем, какая разница?.. Ветер принес яблоневый аромат, пронзительно-зеленый лист опустился на лацкан. Нелепая мысль парадоксально билась птицей на задворках сознания: хотелось жить. Странно и нелогично, но сейчас Зай чувствовал себя живее, чем когда-либо.
Ангел устремила взор в конец переулка — приближался еще один человек. Вышедшая из-за туч луна выбелила щеку, рассеченную шрамом, и посеребрила пряди волос.
— Не надо! Не забирайте! Пожалуйста!
Ни в одном окне не показалось любопытствующего носа, Слепая Зона словно вымерла. Ангелы провели в безмолвии с полминуты, после чего мужчина обратился к Заю:
— Забыть или помнить?
Вопрос прозвучал как приговор. Два ангела одновременно — это что-то новое. Губы беззвучно шевельнулись. Девушка присела на корточки, минуя живую преграду из Восьмого, и протянула ладонь.
— Быстрее, — раздраженно сплюнул мужчина, — забыть или помнить?
— Па… Память.
Ответ прозвучал сам по себе, Зай его не ждал. Недавно он полагал, что лучше бы не принял таблетку, теперь же с ужасом отмечал омертвелость серых глаз. Они пугали. А он действительно желал не забывать Райви и всех тех, кого потерял. Пусть больно и тяжело, но без воспоминаний он бы не был собой.
— Он выбрал память, — по слогам произнес мужчина, сцапав девушку за запястье.
Девушка старательно считала движение губ и нахмурилась. Освободившись, она раздосадованно поплыла к большой дороге. Мужчина отвернулся.
— Идем.
Фразу он бросил через плечо, не терпя возражений. Восьмой поставил Зая на ноги, заставив сделать шаг. И словно по щелчку тело отяжелело, а на глаза упала темнота. Беспамятство, отгоняемое столь долго, придавило. Зай провалился в дрему.
***
Потолок из труб и медных листов грозил обвалиться, но упорно продолжал цепляться за толстые стены. Кое-где металл посерел от паутины. По трубам бежала вода. От звона разбившейся о железный стол капли загудело в ушах.
Осознание пришло не сразу. Зай пролежал, не шевелясь, пару минут, потом медленно сел. Голова закружилась, кожа болезненно натянулась. Сильнее всего отдавало в плечо. Как ни странно, запястье отзывалось слабо. Обрубок аккуратно перебинтовали, серые перевязки покрыли торс крест-накрест от плеча до ребер. Зай опустил ступни на холодный пол, поморщился и доковылял до ванной комнаты. Вернувшись, осмотрелся внимательнее.
Обстановка была самой простой, окно отсутствовало. На стуле ждала стопка одежды: потертые джинсы, холщовая рубашка, черная куртка-балахон с глубоким капюшоном и берцы. С обувью пришлось повозиться, но это было к лучшему. Мелкие проблемы отвлекали, заставляли концентрироваться на себе и давали мозгу отсрочку перед принятием неизбежного.
Зай выскользнул в узкий коридор, ведший к запертой двери, и постучал. На пороге возникла девушка с подносом. Она несла склянки с мазями, свернутые бинты и пустую тарелку. Ее платье из полупрозрачного тюля радужно переливалось при ходьбе, и только по одной этой детали Зай опознал, где находится. Гнездо.
— Ой, простите. Я не думала, что вы уже проснулись… Ах, король воронов велел предупредить его, пойдемте со мной, я вас отведу. Если что-нибудь нужно, только скажите.
Она отступила, дав протиснуться в небольшую гостиную. Сюда выходило три двери с той стороны, откуда Зай пришел, и одна — напротив. Девушка оставила поднос на столе.
— Ваш друг отдыхает. Он провел с вами сутки, пока вы спали.
Зай поморщился, вряд ли бы он смог сейчас разговаривать с Восьмым. Только не после смерти Райви. Вопросов и сожалений прибавилось, от них разболелась голова. Боль мучительно расползалась по ранам, слившись в общий поток. Зай прикрыл ладонью веки, следуя за служанкой почти наощупь. Когда свет не падал лицо, дышать отчего-то было легче.
— Отчет по второму сектору?
— Была учинена бойня, обширный ущерб, множество невинных погибло. Нападавшие скрылись.
Хрипловатые слова принадлежали Нейха. Король сидел на диване в окружении мягких подушек, перед ним стояла игровая доска с Сорокой. Усталость сменилась раздражением. Зай сел на свободное место сбоку, он не хотел играть. Нейха подпер костяшками медных пальцев щеку, склонил голову и вслушался в пространство. Служанка спешно их покинула.
— Айша?
— Наша подопечная набирается сил, мы разрешили ей отдых. Ее ранения тяжелы, но нашими силами она придет в себя.
Один груз с плеч долой. Эта девчонка оказалась достаточно хороша в бою, чтобы выжить. Если бы не ее помощь, все могло бы сложиться хуже. Хотя, казалось бы, куда хуже? Зай нервно вздохнул, что не укрылось от внимания короля.
— Мы предоставили всю нашу поддержку, никто не знает, что вы у нас. Ангел будет молчать.
Зай откинулся на спинку дивана. Судорога пробежала от ключицы к ребрам, свернувшись вкруг них горячечным кольцом. Боль держала в сознании и не позволяла полностью переключиться на трагедию.
— Что сказал Ангел?
— Ничего. Ангелы не вмешиваются в чужие дела, они лишь выполняют приказы, полученные свыше, как-то принято. Ты разумеешь это не хуже нас, но мы прощаем глупость ввиду твоего бедственного положения. Мы помним о нашем долге и потому готовы отдать его сейчас, обеспечив защиту и поддержку. От тебя требуется лишь соблюдать меры предосторожности, и тогда ты выживешь, как смогли выжить мы. Твоему напарнику мы не сможем обеспечить схожие условия, его часы на месте. Аркус вернет его.