* Р ы м - береговой причал в виде кольца или тумбы.
- Вася, дай напиться...
- Пей! В пресной воде отказа моряку не полагается.
Фалалей откупорил анкерок и напился.
Вася, стоя, "загаланил" кормовым веслом, и тузик, виляя, побежал от берега к кораблям.
Вечерело.
Работая веслом, Вася болтал:
- Ну, уж и посуда ваша! Еще назвали тоже. "Проворный"! Хм! Давеча я батеньку везу мимо: подвахтенные на помпах кланяются. А наша шхуна - во, гляди! В трюме сухо: портянки не выстираешь. А то зайдем ко мне на шхуну ромом угощу! А?.. Некогда? Проштрафился? - ворчал Вася, огибая корму своей шхуны.
На резной ее корме среди раскрашенных завитков аканта была надпись: "Бог - моя надежда".
Фалалей зажал нос и сказал:
- Фу, как вонько пахнет!
Вася обиделся:
- Треской, конечно, попахивает. Да ничего, итальянцы кушают да хвалят. Мы с батенькой все моря прошли. А ты, видать, впервой... Ну, ваше благородие, вылазь!
Около "Проворного" по левому борту качалось множество зачаленных одна к другой лодок.
Фалалей перешагнул через борт в лодку, полную полосатых арбузов и желтых дынь.
- Спасибо, Вася! До скорого свиданья...
- Дай копейку!
- А этого не хочешь?
- Эх ты! Фалалей - одно слово! Хоть бы спасибо сказал. Да еще пол-анкера воды выдул!
Волной тузик отбило от лодок. Вася поплыл прочь и издали грозил:
- Погоди! Тем летом мы с батенькой в Кронштадт придем. Я тебя там найду! Попробуешь моего кулака! Алырник! Окоем! - сыпал Вася поморские бранные слова.
"Контрабанда"
Капитан-лейтенант Козин вернулся на корабль сильно не в духе. Поведение молодежи на обеде у лорда Чатама, аплодисменты революционной песне и особенно тост мичмана Беляева в честь Испанской республики - все это представлялось Козину почти преступным. Доноса можно было не опасаться: на "Проворном" нет аракчеевских шпионов. Но молодежь такова: вернувшись, сами на себя в Кронштадте наболтают и, пожалуй, наплетут больше, чем было на самом деле.
На корабле досада Козина еще усилилась. Фрегат стал похож на плавучий базар. Несколько десятков лодок, и маленьких и больших, почти барок, толкались бортами и качались на волнах по левой стороне "Проворного".
Гомон стоял на лодках и на палубе фрегата. Торговцы наперебой выкрикивали свои товары: свежие винные ягоды, изюм, фисташки, грецкие и кокосовые орехи, финики, вяленую прямо с гребешками сизую малагу, яблоки, груши, арбузы и дыни, бананы, рыбу, засушенных крабов с хвостами и без хвостов, вареных темно-красных лангустов с длинными усами и огромными зазубренными клешнями, раковины, в которых, если поднести к уху, шумело море, персидский золотистый шелк и пестрые индийские шали. В клетках щебетали канарейки; кричали, качаясь на перекладинах и кольцах, зеленые и белые с розовыми хохлами попугаи; живые черепахи ворошились в корзинках.
В одной из лодок, в лохани с пресной водой, лежал, свернувшись, молодой крокодил, и около него сидел сожженный солнцем полунагой феллах, печально поникнув, уверенный, что крокодила никто не купит.
По палубам шатались продавцы с мелким товаром: с бусами, кораллами и бирюзой, с матросскими ножами и "толедскими" клинками из немецкого города Золингена. Один матрос приторговывал явно ненужную ему чудесную уздечку в серебре для коня. Матросы вместо трубок дымили сигарами. Все подвахтенные были пьяны. На палубах мусор, апельсинные корки, ореховая скорлупа, кожура бананов. Медные поручни, начищенные утром до нестерпимого блеска, потускнели от потных, грязных рук.
- Не корабль, а бог знает что! - ворчал капитан-лейтенант Козин, шагая по-наполеоновски на шканцах, где было чисто, все сверкало и было пусто: сюда не пускали никого.
Всюду, куда ни обращался с высоты взор командира, ему попадал на глаза юркий мальчишка в широкополом сомбреро с кистями. То он прыгает с лодки на лодку и дразнит крокодила, потчуя его виноградом, то ныряет по трапу на нижнюю палубу, то на баке, то снова на лодке: и, покупая зеленого попугая, выкрикивает свою цену:
- Уан? Ту? Три? Фор? Файф?!
Торговец отрицательно качает головой.
Козин не сразу догадался, что это флейтщик Фалалей. Узнав же, он хотел его позвать и распечь, но мальчишка вдруг куда-то пропал.
Еще было далеко до спуска флага, однако Козин приказал прогнать торговцев и лодкам отчалить.
Матросы гнали толпу с корабля в толчки. Поднялся вопль и визг: одному не доплатили, у другого что-то украли, третий впопыхах рассыпал по деке свой товар и собирал его, ползая по всей палубе.
Наконец отдали концы, и лодки, сначала стаей, а потом разъединясь, отплыли.
- Мыть палубу! - приказал вахтенный офицер.
Матросы, ворча, принялись за уборку корабля. Козин ушел вниз, в свою каюту, чтобы выпить стаканчик рому. Когда он снова поднялся наверх, то увидел, что не все гости покинули корабль, и удивился. По верхней палубе расхаживали испанцы в расшитых золотом куртках и широкополых шляпах с кистями - очевидно, они считали, что распоряжение покинуть корабль к ним не относится. С одним из испанцев - видимо, главным - оживленно беседовал у трапа мичман Беляев. Фалалей в своей великолепной шляпе вертелся около них, засматривая испанцу в лицо.
- Мичман! Боцман! Флейтщик! - разом выкрикнул капитан-лейтенант.
Беляев крепко потряс руку испанцу и поднялся на ют. Вслед за ним явились боцман Чепурной и флейтщик. Все трое стояли молча перед командиром.
- Мичман Беляев, что вы там фамильярничали с контрабандистом?
- Это не контрабандист, Николай Алексеич... Это командир гверильясов* Вальдес.
_______________
* Г в е р и л ь я с ы - испанские партизаны.
- Я вам не Николай Алексеич, а капитан-лейтенант его величества!
У Беляева побелели губы.
- Николай Алексеич, в присутствии боцмана...
- Прошу вас, сударь, замолчать! Вы арестованы. Извольте идти в каюту.
Беляев молча отстегнул кортик, протянул командиру и в недоумении спустился вниз.
Козин обратился к Чепурному:
- Боцман! Ты пьян?
- Никак нет, ваше высокородие. Трохи выпил на берегу... лимонаду. Жара смучила.
- Ага! Жара? Ты не пьян? А как же ты не видишь, что у тебя на корабле маскарад?
- Где, ваше высокородие? Маскарад? Не вижу.
- А это что? - Козин сорвал с головы Фалалея шляпу. - Это головной убор для матроса императорского флота?
- Мала еще детина, ваше высокородие, что с него спросить!
- Я не с него, а с тебя спрошу! А ему дать двадцать линьков.
- Слушаю-с, ваше высокородие.
- И всех этих индюков долой с корабля! - Козин указал на испанцев.
Боцман подтолкнул Фалалея к трапу. Оставив шляпу в руках командира, Фалалей скатился вниз, скользнув по поручням руками. Боцман достал из кармана линек и, схватив Фалалея за локоть, приговаривал, похлестывая себя веревкой (так рассерженный тигр бьет себя хвостом по бедрам):
- Не за то тебя, хлопче, пороть буду, что шляпу купил...
- А за что же, дяденька?
- А за то, что меня на берегу бросил. Держался бы за большой палец, так ни!..
Последняя лодка с испанцами отчалила от борта фрегата, но держалась неподалеку. Козин остался на юте со шляпой Фалалея в руках: он не знал, что с ней делать.
- Глупо, сударь, глупо! - бранил он себя.
"Разбойники" расселись в своей лодке на ящиках и бочках. Послышался рокот гитары, стрекотание мандолин - испанцы запели.
- Опять "Марш Риего"!
Козин, не помня себя от гнева, швырнул шляпу Фалалея за борт.
Она поплыла. С лодки заметили, подплыли к шляпе, выловили и со смехом повесили сушить.
С крепости бухнула пушка... Солнце скрылось за горой в золотистой пыли. На военных кораблях всех наций началась церемония спуска флага. Команда "Проворного" стояла в строю. Рокотали барабаны. Свистала флейта Фалалея. На британском флагмане играл оркестр. С крепости пели рожки горнистов. На "Проворном" после спуска флага хор в пятьсот голосов пропел вечернюю молитву.
Ночь накрыла рейд и горы, разом задернула синь занавесом серых облаков. В небе - ни одной звезды. Только скупые клотиковые огни созвездием своим говорили о том, что на рейде много кораблей. Ничего не стало видно. Порт не уснул - началась безмолвная ночная жизнь: парусные лодки носились, подобно летучим мышам, меж кораблями, со всех сторон слышался плеск весел.