Горе придавило Степана Николаевича, точно чугунная плита. Все валилось из рук, мысли путались, перед глазами стоял туман. Бессонными ночами он смотрел на звезды и представлял сына в боевой рубке корвета «Скорпион». Представлял — и не мог до конца поверить, что Матвея больше нет.
Чтобы как-то избавиться от депрессии, Гумилев-старший прошел курс психореабилитации и с головой погрузился в работу, благо ее хватало. Но мотаясь по Венере, совершая как минимум трижды в день перелеты с орбиты на поверхность планеты и обратно, он все равно не мог перестать думать о Матвее. Что-то, невыразимое в словах, подсказывало ему: сын жив. И тогда Степан Николаевич вызвал начальника Службы безопасности корпорации «Кольцо» и отдал приказ начать поиски.
— Теперь у нас уже нет сомнений, что приговоренный к казни Максим Верховцев и Матвей — одно и тоже лицо, — закончил свой рассказ Степан Николаевич. — Так что ты можешь гордиться собой: тебе удалось то, чего не сумел, точнее, не успел сделать я.
— Спасти Матвея? — уточнила Анна.
— Именно. Мои люди слишком поздно добрались до Марса и не успели помешать казни. А ты — успела. Спасибо.
— И вам спасибо…
— Мне-то за что?
— Ну, что не сдались… — Анна смешалась, сделала еще глоток из бокала и с надеждой спросила: — А вы знаете, где он теперь?
Гумилев помрачнел.
— Сложный вопрос. И однозначного ответа на него у меня нет. Мы примерно представляем, где находится сейчас Максим Верховцев. Но это, как ты сама убедилась, не Матвей, а всего лишь физическая оболочка, в которой живет личность Верховцева. Где личность Матвея — мы пока не знаем.
— А где… оболочка? Ну, я хотела сказать — Верховцев?
— Наши агенты, внедренные в ряды этих так называемых «звездных борцов», сообщают, что Верховцев ныне занимает едва ли не лидерские позиции в верхушке экстремистов. Что-то они там такое замышляют… К сожалению, самого лучшего «крота» мы потеряли — их контрразведка тоже не дремлет. В общем, пока вот так.
— А нельзя как-то ускорить… ну, все это? — спросила Анна.
— Поверь, девочка, — Гумилев прижал руку к груди, сминая накрахмаленную салфетку. — Поверь, мы делаем все возможное. Матвей стал главным фигурантом какой-то очень сложной игры, и мы еще не до конца выяснили, кто тут диктует правила… Там открылось такое! Похоже, если копнуть всерьез, аукнется всему человечеству…
— Матвея в это втянули! — твердо сказала Петровская. — Он не виноват.
— Возможно… А на счет вины, — Степан Николаевич задумчиво побарабанил пальцами по белоснежной скатерти. — Скорее всего, то, что им не удалось сделать с тобой — я имею в виду внедрение суррогатной личности — получилось с Матвеем.
— Но его можно вернуть? Сделать прежним, нормальным?
— Два научных отдела нашей корпорации работают над этой проблемой, — без оптимизма в голосе произнес Гумилев.
У Анны, чутко уловившей смену тона, задрожали губы.
— И результат обязательно, слышишь, обязательно будет! — твердо, но чуть поспешно заверил ее Гумилев.
Девушка промолчала, наклонила голову. Слезы закапали в бокал с «Игристым месяцем» — лучшим вином Лунной Ривьеры.
— Ну, ну, девочка! — Степан Николаевич поднялся, обошел стол и погладил Анну по волосам. — Не надо плакать. Мы вернем его. Обещаю! Кстати, тебе неплохо было бы посетить наш медицинский отсек.
Подняв заплаканное лицо, Петровская покачала головой.
— Ни к чему, Степан Николаевич. Я как бы здорова…
— Вот именно что «как бы». Все, без разговоров! — по-отечески твердо, но заботливо сказал Гумилев. — Ты столько пережила. Не волнуйся, у нас очень квалифицированные специалисты…
В этот момент зазвучал тревожный зуммер и на гигантском обзорном экране, установленном под потолком зала приемов, возникло взволнованное лицо диктора новостного канала «Солнечный».
— Передаем экстренное сообщение! Только что стало известно о взрыве на борту водного дредноута «Австралия», входящего в единую систему противокосмической обороны Луны. Поступающие данные противоречивы, но речь идет о десятках погибших. Следите за нашими выпусками, канал переходит на режим новостного вещания нон-стоп…
Эпизод 2
«Надежда»
Обнаженная, Анна лежала на диагностическом подиуме медицинского отсека станции. Сияли лампы, помигивали огоньки приборов, по экранчикам ползли разноцветные кривые. Дежурный врач, немолодая уже женщина с чудным именем Ефросинья Северьяновна, хмурила подведенные бровки и печально качала головой, считывая информацию. Повинуясь ее команде, серебристый металлический осьминог медкомплекса забрался Петровской на грудь, и девушка почувствовала, как тончайшие иглы инъекторов вонзаются в кожу.