— Дак пятидесятилетие-то колхоза было в мае. Вешней порой к нам никак не добраться, кругом одна мокрядь, самолету никак не приземлиться. Звонили тогда из газеты, председатель и дал сводку по их просьбе — сводку за последнюю добычу сейнерами. Остальное там сами, наверное, уж доделали.
— Ну, понятно, дежурный материал в номер… Сто строк по телефону.
— Эх, да ежели б истинную правду про нашу жизнь написать мог я сам, — проговорил с какой-то тоской в голосе Ванюша. — В нашей деревне ведь кому живется хорошо? Тому, кто имеет свои личные моторки да сети. А каково вдовым старухам да одиноким старикам? Не с руки уже ходить в море, добираться на озера в тундру. Давеча вон баба Маня, вдова смотрителя маяка, ставила яруса под бережком за деревней, поймала четыре камбалки с ладошку и рада-радешенька, что ушицу из свежей рыбки сварит. На консервах да на крупе не очень-то проживешь с пенсией в сорок шесть рублей. Молоко дак и то не каждый день в магазине. Коптяков из кожи лезет перекрыть поставки в район. А бабе Мане от глубьевого лова не холодно и не жарко… Она ту морожену зубатку да хека не видит. Сдают рефрижераторам, к нам не доходят. А ведь тридцать лет на промысле прежде горбатилась…
— Ну ладно, — прервал его внезапно Куковеров. — То плохо, это плохо, эко у тебя все в мрачных тонах… А что бы сам делал на месте председателя? Его ведь тоже понять надо.
— Дак поперву отделение в Миже снова бы отстроил, увеличил стадо, — загибал пальцы Ванюша. — С покосов в Миже сколь корма. Опять же — береговой промысел селедки да семги там под рукой. В тундре озера облавливать надо, коптильню ставить. Не только деревню — район прокормить можно. Доходы не скоры, а надежны, хоть и морочливо поперву. Да выловить сорную рыбу — окуня, ерша, зарыбить ценными породами озера. Время нужно на то, конечно… Я бы…
— А Коптяков, значит, глупее тебя? — дернул бровью Куковеров.
— Дак не глупей, конечно, но за скорой славой погнался. Когда еще приспеют те доходы, а тут с глубьевого лова — сразу. Сразу, да ненадолго. Доходы те временны… Деревню, прибрежные угодья, а не корабли во главу угла ставить надо. От веку мы своими покосами кормились, в каждом доме корова была, а теперь чуть что — комбикорма завозить, иначе скотина подохнет. Прежде-то не дохла, хоть втрое больше держали. От земли, от старых тоней оторвались, в океан глядим, на дальние моря надеемся, а комбикорма требуем, трезвоним по телефонам, шлем бумаги в Архангельск!
— Проблематично все это, проблематично. Не так все просто, Ванюша. Но, с другой стороны, приличнее не говорить ничего лживого, нежели говорить все истинное. Впрочем, я мог от тебя всего этого и не слышать. Посвящать меня в финансовые тонкости, надо полагать, никто тебе не поручал. Нет, я не выдам, — заверил он с медлительной усмешкой. — Откровенность Куковеров умеет ценить! Но, понимаешь, если они так со мной… так отчего бы и мне не принять эту двойную игру? Написать все же историю оптимистично, а потом уж развяжутся руки… После мы и фельетончик сварганим. Но после, друг мой, после…
— Нельзя нам никак правды не написать, — проговорил Ванюша сдавленным голосом и грустно поглядел на него.
— Вот заладил как сорока: «Правда, правда!» — вспыхнул Куковеров. — На хлеб намазывать твою правду, что ли? Сами и воюйте тогда за правду, нечего на чужого дядю надеяться. А то рассчитываете, что кто-то другой будет за вас весь этот жар разгребать.
Сердце Куковерова переполнялось досадой, но все же что-то подкупало невольно в этом простодушном парне, который возлагал на него такую надежду. «А что в сложившейся ситуации можно предпринять? — думал он. — Игра диктует козыри, масть выбирать не приходится».
Словно издалека в его сознание пробивался голос Ванюши:
— Тоже вот, в соседней деревне, в Соянах, отгрохали ферму на двадцать тысяч несушек, а держат всего пять тысяч кур. Остальная площадь гуляет. На хрена, спрашивается, таку ставили? Цыплят завозят самолетами из Северодвинска, а корм — морем из Архангельска до Каменки. Обходится комбикорм в десять раз против первоначальной цены. А как почнут куры нестись — развозят яйца по району, опять же на вертолетах. Пятьдесят тысяч убытку за один прошлый год. Позарились на быстры доходы. Ферму-то под Архангельском строить следовало, а яйца сюда завозить самолетом.
«Ах, Ванюша, он все еще убеждает меня в чем-то, — тронула губы Куковерова усмешка. — Прожектер, Дон-Кихот, рыцарь арифмометра в зеленых нарукавниках. Надеется, что я могу что-то изменить. Смотрит на меня, как на бога. Святое простодушие! Но чем, чудак-человек, я могу помочь? Скверная история. Фельетон разве сдвинет дело? Бумажный шорох, и только. Никакими фельетонами делу не помочь».