В сельсовете Жуков работал второй год, до этого был трактористом, заочно окончил сельскохозяйственный техникум. С новой должностью освоиться оказалось не так-то просто. Одно дело быть облеченным властью, а другое — уметь пользоваться ею с толком. Он рьяно принялся за работу, два раза вызывал Коптякова на исполком, требовал ускорить затянувшееся строительство яслей, выкорчевать кустарник на заросших пожнях, ставил на вид, что ржавеют водопроводные трубы под открытым небом, пришли в негодность пятьдесят тонн цемента под дырявым навесом… Коптяков снисходительно выслушал, но и только. Все осталось по-прежнему. Да и что ему Жуков? Ну, председатель сельсовета, формально — власть, а по сути, он, Коптяков, хозяин положения в деревне. У него и техника, и счет в банке, и покосы… А у Жукова всей техники — велосипед, да только на нем дальше околицы Чигры не уедешь.
Терпение председателя переполнилось в тот день, когда Жуков категорично заявил, что добыча печуры в распадках беззаконна, необходимо разрешение управления геологии. И вообще этот побочный промысел отвлекает, дескать, его, Коптякова, от его прямых обязанностей. Совершенно запущен прибрежный лов, который год ведутся толки, что нет больших весов в телятнике, скотницы не получают доплату с привесов…
— Может, сядешь сам на мое место, поменяемся ролями? — вспылил тогда Коптяков. — Наводить критику да тыкать носом все горазды, на это много ума не надо. Тоже мне указчик! Лучше бы своими делами занимался. В прошлом году еще вышло постановление о налоге за собак, ясно писано: на привязи держать должны, чтоб не шастали по деревне стаями. А что получается? Недавно за околицей задрали двух овец. Кто ответил? Организовал бы охотников перестрелять дворняг, обложил кое-кого штрафом… Так нет же, все выискиваешь на колхозном дворе огрехи. Чем бы председателя ущемить да подковырнуть. Копаешь под меня, что ли? Ты же представитель советской власти, первым помощником должен быть, а не настраивать против руководителя из-за всякой мелочи людей.
— Критиковать за дело — не значит настраивать против меня людей, — секущимся от волнения голосом ответил Жуков.
— Дак критику надо понимать с толком! Что тебе до печуры, если геологи молчат? Ну пошли им кляузу, бодягу разведи… Нет, рано тебе власть дали, много на себя берешь, а в сельсовете без году неделя. Ладно, поговорим в райкоме, там тебе вправят мозги, — пообещал в запальчивости он.
Второй секретарь райкома Андронников пригласил через неделю обоих. Досталось не только самому Коптякову, но и Жукову за то, что обострил отношения с председателем, не проявил гибкости, занял позицию критикана. Выйдя из райкома, Жуков чувствовал себя как побитый. Не ожидал он, что столь важный для него разговор пройдет наспех. Андронников толком не вникнул в детали, а когда Жуков повел речь о колхозных бедах, о волюнтаризме Коптякова и нежелании реагировать на критику, резко осадил:
— Я вас не затем вызвал, чтоб жалобы друг на друга выслушивать, а с тем, чтобы положить им конец. Гибкости надо больше проявлять в работе, умения находить контакты…
«Какие, к черту, гибкость и дипломатия, — думал Жуков, — если Коптякову нужно только одно — чтоб я не совал нос в его дела, сидел в сельсовете, шуршал бумагами, вел земельно-шнуровые книги. У него, дескать, своя епархия, а у меня своя. Дальше отведенной межи не рыпайся. Недаром в этом году не ввели предложенных им колхозников в правление».
Все же надеялся он, что Коптяков прекратит добычу печуры. Ан нет, не отказался от соблазнительной выгоды. Добро хоть, местным мужикам давал бы заработать, а то приезжали весной из города бравые артельщики, заключили соглашение, вел с ними Коптяков какие-то сложные денежные расчеты. И теперь, узнав от Марфы, что председатель снова затевает добычу печуры, Жуков решил пока в это дело не вмешиваться. «А вот „история“ — это что-то новое. Конечно, колхоз вправе за свои деньги… Но о чем писать, чем выхваляться? А может, имеется установка свыше? — размышлял он дорогой. — Вмешаешься — опять угодишь впросак. Ну да ничего, вникнем, разберемся без суеты, а там видно будет».
17
…Часу в восьмом, когда солнце уже скатилось к зубчатой кромке леса, синевшего далеко за низким берегом реки сплошной стеной густого ельника, и в воздухе роилась мошкара, по дороге от правления шли Ванюша Сядунов и Никита Жуков.