Так вот, — продолжал писать Марей, — с тех пор прошло почти двести, а у нас и по сей день нет на побережье ни коптилен, ни холодильников, а потому и негде хранить выловленную под берегом рыбу. В Архангельске же о том вроде и не заботятся. Председатель тоже не думает об этом, а зря!»
Иногда, копаясь в старых библиотечных книгах и журналах, он подолгу задумывался и, давая волю своему воображению, мысленно переносился в давние времена и словно становился свидетелем кровопролитных распрей между викингами и биармами в древнем Поморье. Потом он делал еще скачок во времени и вот уже брел непроходимыми лесами с раскольниками, которые тайно пробирались в их край, тогда еще малообжитой, шел с ними на медведя, устраивал запруды на притоках рек, рубил становища, ставил часовни…
«Богом данная земля, здесь век не пропадем с рыбой и зверем», — говорили старообрядцы, поражаясь красоте и богатству здешних мест. И хотя с тех пор прошло немногим больше трех веков, места ведь эти почти не изменились, остались девственными те озера и реки. Даже развалины древних становий можно было еще разыскать среди каменистых кряжей в верховьях Золотицы и Кулоя. Только народ теперь жил не в лесах, а на побережье, у вольного моря. Здесь, на месте одного из поздних становищ, и была теперь их деревня Чигра. Колхоз «Свобода».
19
Согласившись читать «историю» в клубе, Куковеров ясно сознавал, что ничем не рискует. Материал у него был заготовлен впрок. Зайди серьезный разговор о том, что сегодня колхозу похвалиться нечем, — он сумеет придать делу нужный оборот. В откровенной беседе с председателем деликатно, без нажима ввернул: мол, авторитет Коптякова в немалой степени зависит от того, под каким ракурсом он все нынче преподнесет чигрянам.
— Вы не только меня, вы себя прежде всего поставили в неловкое положение, — долдонил, вышагивая по комнате, Куковеров. — Даже не передо мной, не столько передо мной, сколько перед людьми, ради которых пишется история. Ведь я зажегся материалом! Какой виделся богатый антураж! А теперь придется лавировать, обходить, так сказать, подводные рифы. Нет, я решительно не понимаю: зачем понадобилось вводить меня в заблуждение?..
Разыгранная сцена была для Куковерова чрезвычайно важна. Не только ее результат, но и само течение, словно в эти минуты он утверждал в себе пошатнувшуюся уверенность, брал реванш за просчет и мстил за ущемленное самолюбие. Раздражение в его голосе, которое в начале разговора было отчасти наигранным, приобрело совершенную искренность. «Нет, так просто от меня не отделаешься, — думал он. — Теперь ты и договор аннулировать готов, выпроводить на все четыре стороны, в шею гнать рад бы. А не так-то это просто. Узелок завязан! Теперь тебе не до честолюбия, теперь как бы со мной договориться миром. Хоть в мелочи, а может, и не мелочи даже, ненароком навредить могу. Воздействовать, так сказать, на общественное сознание. И тут Жуков со своей наивной принципиальностью только на руку. Вот ведь какой неожиданный союзник! Кровь из носу требует, чтобы выступил я в клубе, прочел „историю“. Объявление на виду повесил…»
— Да что вам лавировать, что мудрить, сдались вам эти кредиты, — кипятился в разброде чувств председатель. — Вы историю взялись писать или анализировать экономику? Ведь я, позвольте заметить, тоже не господь бог, а всего лишь доверенное лицо. Действую, как умею. На меня тоже давят сверху с планом. В районе начинание наше с глубьевым океанским ловом поддержали. А со временем средства будут — доберемся и до озер. Даже больше скажу вам по секрету: через полгода нас сделают совхозом… Да и деревушка Мижа, если о ней речь, — небольшая, стоит ли особо сожалеть, семьдесят жителей всего. Опять же — куда молоко, что надоят на ферме отделения, девать? Морем везти, горючее изводить — самим дороже станет, а гнать на сливки — тоже убыток. Сливки да творог в плановый зачет нам не идут. План спускают из района исключительно на молоко и мясо. А холодильников для хранения у нас нет…