У Пеки ж все схвачено, даже и там! Он же говорил: Рада там командует. Разыщу ее. Уж она Пеку обслужит.
— Клиент ваш, — пообещал я хвастливо, — первым номером пойдет!
— Ой бы.
— Так. Кто конкретно занимается им?
— По вашему конкретному случаю? — Он в ящик заглянул. — Ланской. Но только, ради бога, не выдавайте меня. Информация секретна.
Ланской? Так это же Гуня! Уладим все!
— Я помчался!
— Но учтите — жизни там нет.
Он считает — тут у него есть!
— Пока.
— Счастливо!
В кабинете, указанном мне охранником, Митька оказался! Видимо, замещает. Я обрадовался: ну, растет! Обнял его. Объяснил... Долгая пауза.
— А вы уверены, что карьеру в этой весьма перспективной компании я должен начинать именно с коррупции и кумовства?
И не просто сказал! Каждое слово тщательно выговорил! И глаза при этом так же честно горят, как тогда, когда я увидел его и влюбился. Сын? Чей? Не имеет, увы, значения. Ничей... Да, с коррупцией мне не везет.
Он поднял со стола мелкую фишку.
— Вот. Два гигабайта. И это у меня на весь край... А кто такой... Петр Маркелов?
Голос все же дрогнул его. Но говорить, что отец, — значит, все портить. Неподкупные времена.
— Но он же... Герой Труда!
— Вам ли, дядя Валера (теплинку подпустил все-таки), не знать, как все это делалось тогда.
— А как?
— А так!
Принцип у него! Вопрос только — откуда? То есть вычеркивает, попросту, все, что было раньше... кроме, разве что, звезд Кремля. Или... что-то личное, как мой друг говорил? Сверхстрогость именно по отношению к отцу? Отрицание поколений?
— А «Горняк Заполярья»... помнишь ты?
— О той... липе лучше не вспоминать! — он даже встал почему-то.
Получил достойное образование. Суров. Но несправедлив. Зато хорошую должность обрел — редактор кладбища. Впрочем, это только начало. Все впереди у него. Пока он со мной по-родственному, другого бы выгнал давно... Коррупцией все же попахивает. Уйду от греха. Хоть бы Пека не догадался, откуда идет на него беда!
— Но он, — все же не удержался я, — здоровье отдал работе... и жизнь!
Митя клавишу нажал — и появилась справка.
— Увы, обыкновенный цирроз. Это вы предлагаете передать в вечность?
А ты еще надеялся, что у тебя сын. Ни у кого он не сын! Запомни лучше: ты сам себе и сын, и внук. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Закрыл дверь. На ней красивый лейбл — «Белое безмолвие». Да... С безмолвием тут хорошо!
Действуй! Поскольку надеяться тебе больше не на кого... Но и сдаваться некому — крутись!.. Снова вернулся в морг. Ну просто зачастил на огонек. И шеф уже меня как родного встретил.
— Ну что? — ладошки потирая, поинтересовался.
— Точно, как вы и предполагали, — грубо ему польстил.
— А я что говорил! — Довольно кряхтя, поднял на стол бутыль с раствором. Пинцетом вытащил из нее какую-то внутренность. Отложил. — Для закуски, увы, не годится.
Выпили так. Поговорили по душам. Давно уже так душевно не говорил. Все практически порешали.
— ...на тысячелетия проект их! Потому информационное пространство свое экономят! Стирают все! Но если скаредничать так — никаких тысячелетий вообще не будет! Пустота!
Выпили еще. Совсем стало хорошо. Загулял в морге! Вот где мне хорошо теперь становится.
— А может, он еще вылезет? — вырвалось у меня. — ...Двужильный!
— Да нет, — радушно произнес он, — наш клиент!.. По санитарным нормам положено после смены в руднике сутки отдыхать, а они, когда в очередной раз пытались их закрыть, неделями не поднимались... скрывались там... как партизаны в катакомбах! Наши люди!.. В смысле — сюда.
...И еще кто-то, кажется, в катакомбах был.
— А кто закрыть-то рудник старается?
— Да есть тут такое лобби у нас — уран из Южной Африки привозить.
Ясно! И чтоб местной памяти — никакой. То-то, когда мы таранили их, из черного джипа вместе с Кузьминым седой негр вышел. Я еще гордо подумал: приехал русский выучить, «только за то»!
— Но молодцы, отстояли. Теперь, кроме лодок, еще Барыбинская АЭС ими кормится, дает до сих пор свет и тепло... даже, как это ни парадоксально, самому «Белому безмолвию», которое теперь усиленно «сливает» их.
— И перво-наперво Пеку?
— Золотые слова...
Ну просто я тут сделался златоуст!
— Без Пеки тут уже все что угодно можно сделать. Главное, чтоб уже и не помнили таких! — шеф поделился.
Да. А пока ощущается тут свет и тепло... и даже, как это ни парадоксально, в морге. Шеф в белом халате нараспашку сидит.