Цзя Чжэн не мешкая пригласил искусных резчиков по камню и поручил наблюдать за работой Цзя Чжэню, Цзя Жуну и Цзя Цяну. Но поскольку Цзя Цяну велено было заботиться о девочках-актрисах во главе с Вэньгуань, он перепоручил свои обязанности Цзя Чану, Цзя Лину и Цзя Пину. Работа шла быстро, но подробно рассказывать об этом мы не будем.
Тем временем из сада Роскошных зрелищ были выселены двенадцать буддийских и двенадцать даосских монашек, которые жили в храмах Яшмового владыки и бодхисаттвы Дамо, и Цзя Чжэн собирался расселить их по другим храмам. Узнала об этом госпожа Ян, мать Цзя Циня, чей дом находился позади дворца Жунго, и подумала, что хорошо бы приставить к этим монахиням ее сына, за это он получал бы кое-какие деньги. Однако явиться прямо к Цзя Чжэну она побоялась и решила переговорить сначала с Фэнцзе. Зная, какой острый язык у госпожи Ян, Фэнцзе пообещала ей все устроить и отправилась к госпоже Ван.
— Пожалуй, стоит этих монахинь оставить здесь, — сказала Фэнцзе. — Ведь если государыня снова пожалует, придется их обратно переселять, а это — немалые хлопоты. Лучше всего поселить их в кумирне Железного порога, выдавать ежемесячно несколько лянов на пропитание да приставить к ним для присмотра человека. Тогда, в случае надобности, они смогут явиться по первому зову.
Госпожа Ван посоветовалась с мужем, и тот согласился, заметив:
— Хорошо, что вы меня надоумили. Так мы и сделаем, — и тотчас вызвал Цзя Ляня.
Цзя Лянь как раз в это время обедал с женой. Услышав, что его зовут, он отложил палочки и поднялся из-за стола.
— Подожди, послушай, что я тебе скажу, — удержала его Фэнцзе. — Если речь пойдет о монахинях, делай так, как я тебе посоветую. Остальное меня не касается.
И она изложила мужу суть дела. Цзя Лянь покачал головой:
— Я тут ни при чем! Сама затеяла это — сама и говори!
Фэнцзе нахмурилась, бросила палочки для еды и спросила:
— Ты это всерьез или шутишь?
— Ко мне уже несколько раз приходил Цзя Юнь, сын пятой тетушки из западного флигеля, — улыбнулся Цзя Лянь, — он хочет получить какое-нибудь место. Я обещал его устроить и велел ждать. Но едва подыскал ему дело, как опять ты встала у меня на пути.
— Успокойся, — произнесла Фэнцзе. — Государыня распорядилась в северо-восточной части сада посадить побольше сосен и кипарисов, а у подножья башен — высадить цветы и посеять травы. Эти работы я и поручу Цзя Юню.
— Ладно, — согласился Цзя Лянь и вдруг усмехнулся. — Скажи мне, почему вчера вечером, когда я хотел поиграть с Пинъэр, ты рассердилась?
Тут Фэнцзе густо покраснела, обругала мужа и, склонившись над чашкой, продолжала молча есть.
Цзя Лянь, смеясь, вышел из комнаты и отправился к Цзя Чжэну. Оказалось, тот действительно вызвал его по делу о монашках. Помня о том, что ему наказала Фэнцзе, Цзя Лянь сказал:
— Мне кажется, Цзя Цинь — малый смышленый и вполне справится с этим делом. Не все ли равно, кому платить.
Цзя Чжэн не стал вдаваться в подробности и сразу же согласился.
Дома Цзя Лянь рассказал Фэнцзе о своем разговоре с Цзя Чжэном, и Фэнцзе тотчас же приказала передать госпоже Ян, что все улажено. Цзя Цинь не замедлил явиться с выражением благодарности.
Кроме того, Фэнцзе оказала Цзя Циню еще одну милость: выдала под расписку верительную бирку на право получения денег за три месяца на содержание монашек, после чего Цзя Цинь отправился в кладовые и получил все, что полагалось.
Таким образом, были пущены на ветер триста лянов серебра!
Цзя Цинь, получив серебро, взвесил на руке слиток поменьше и отдал приказчикам «на чай». Остальное приказал мальчику-слуге отнести домой, а сам пошел советоваться с матерью. После этого он нанял коляску для себя, несколько колясок для монахинь и отправился к боковым воротам дворца Жунго. Здесь он вызвал из сада всех монахинь, усадил в коляски и повез в кумирню Железного порога. Но об этом мы пока рассказывать не будем.
После того как Юаньчунь прочла все надписи, сделанные для сада Роскошных зрелищ, ей вдруг пришло в голову, что отец из почтения к ней запер сад после ее отъезда и не разрешает никому туда входить. Но разве можно, чтобы такой прекрасный сад пустовал? Почему не разрешить сестрам, которые умеют сочинять стихи, там жить? Это доставило бы им удовольствие, к тому же они по достоинству оценили бы все красоты сада! Пусть и Баоюй там живет, ведь он рос вместе с сестрами, и если разлучить их, матушка Цзя и госпожа Ван будут недовольны.
Она призвала к себе евнуха Ся Чжуна, велела отправиться во дворец Жунго и передать ее волю: отныне Баочай и остальные сестры, а также Баоюй должны жить в саду. Баоюю, по мнению Юаньчунь, там будет удобнее заниматься учебой.
Приняв от Ся Чжуна повеление государыни, Цзя Чжэн и госпожа Ван сообщили о нем матушке Цзя, и та немедленно распорядилась послать людей в сад, чтобы привели в порядок помещения, расставили кровати, повесили пологи и занавески. Девушки восприняли эту новость спокойно и сдержанно, зато Баоюй, не скрывая своего восторга, побежал к матушке Цзя с советами, как что устроить. В это время появилась служанка и доложила:
— Господин Цзя Чжэн зовет Баоюя.
Баоюй оторопел, радость мгновенно исчезла, он побледнел, сник, уцепился за матушку Цзя и ни за что не хотел идти.
— Не бойся, мое сокровище, — успокаивала его матушка Цзя. — Я в обиду тебя не дам. К тому же ты написал такие прекрасные сочинения! Я думаю, отец хочет предупредить тебя, чтобы не баловался, когда переселишься в сад. Отец будет давать тебе наставления, а ты знай поддакивай, не перечь, что бы он тебе ни говорил, тогда все обойдется.
Успокаивая внука, матушка Цзя позвала двух старых мамок и приказала:
— Проводите Баоюя да хорошенько смотрите, чтобы отец его не обидел.
Мамки пообещали исполнить все в точности, и Баоюй наконец пошел к отцу. Шел он медленно, семеня ногами, каждый шаг не больше трех цуней, и путь до покоев госпожи Ван занял довольно много времени.
Цзя Чжэн как раз беседовал с госпожой Ван о разных делах, а служанки стояли на террасе под навесом. Увидев Баоюя, девушки стали над ним подшучивать.
Цзиньчуань потянула его за рукав и тихонько сказала:
— Я только что подкрасила губы самой сладкой помадой, не хочешь слизнуть?
Цайюнь оттолкнула Цзиньчуань, усмехнулась:
— Он и так расстроен, а ты его дразнишь. Иди, — обратилась она к Баоюю, — пока у отца хорошее настроение.
Цзя Чжэн и госпожа Ван находились во внутренней комнате и сидели на кане друг против друга. Перед ними в ряд стояли на полу стулья, на стульях сидели Инчунь, Таньчунь, Сичунь и Цзя Хуань. При появлении Баоюя Таньчунь, Сичунь и Цзя Хуань встали.
Цзя Чжэн окинул взглядом стройного, красивого Баоюя, затем посмотрел на Цзя Хуаня, щуплого, угловатого, с грубыми манерами, и ему вдруг на память пришел теперь уже покойный старший сын Цзя Чжу. Подумал он также о том, что уже состарился, поседел, что Баоюй — единственный сын госпожи Ван и она буквально обожает его. При этой мысли у Цзя Чжэна почти исчезло презрение, с которым он обычно относился к Баоюю.
Цзя Чжэн долго молчал, потом наконец произнес:
— Государыня считает, что ты забросил учение, только гуляешь и развлекаешься, и потому велела хорошенько присматривать за тобой, когда ты переселишься в сад. Смотри же, учись как следует! Не будешь стараться — пощады не жди!
Баоюй слушал, почтительно поддакивая, потом мать сделала ему знак сесть рядом с собой. Сестры и Цзя Хуань тоже сели на свои места.
Ласково погладив Баоюя по шее, госпожа Ван спросила: