— Уф! — сказал Половинкин, бедолага кинул спущенное колесо в багажник, сел за руль, и они очень быстро приехали в город.
Все перед ними расступались, и сам Половинкин и бедолага забыли про сидящий на заднем сиденье труп. Но на одном из первых же перекрестков пришлось затормозить, труп швырнуло вперед и он пребольно стукнул Половинкина твердеющей рукой. Половинкин от ужаса завопил, бедолага рванул на красный, проскочил под носом автобуса, подрезал «газель», ушел в переулки, свернул в проезд между многоэтажными домами, стоявшими глыбами, сверкающими огнями, там — остановился.
— Что ты задумал? — спросил пришедший в себя Половинкин. Бедолага не ответил, выскочил из машины, открыл заднюю дверцу и явно собрался вытащить труп, дабы оставить его возле ограды детского городка, но из подъезда одного из домов вышел человек с большой собакой на поводке. Пришлось бедолаге потеснить труп, пришлось усесться с ним рядом, захлопнув за собой дверцу.
— Садись за руль! — зашипел бедолага на Половинкина. — Мы будто тут, с ней, отдыхаем!..
Половинкин перебрался на водительское место. Бедолага приобнял тело. Тело отозвалось неясным урчанием. Оно было холодным и жестким. Кофточка с люрексом. Задравшаяся юбка. Посиневшее колено. Одна туфля полуслезла с искривленной, натруженной стопы, другая, видимо, потерялась там, на дороге, во время переноса тела из багажника в салон.
— Ты хочешь просто ее вот так, вывалить и оставить? — спросил Половинкин.
— А ты что предлагаешь? Просто забыть ее в машине?
Половинкин кивнул и вдарил но газам. От завизжавших покрышек пошел дым. Машина сорвалась с места и через каких-то пять-десять минут Половинкин остановился перед подъездом своего дома, бедолага, прошипев: «Мне за тебя отдуваться, да?», пересел за руль, а еще через мгновение огни подаренной Половинкину машины исчезли за углом.
Это был один из таких летних вечеров, когда на улице — ни души. Было пыльно. Откуда-то доносились приглушенные звуки музыки. Половинкин глубоко вздохнул: он не знал, где живет бедолага, не знал его телефона, не знал его имени, фамилии, ничего не знал. А еще он подумал про труп бывшей жены заместителя начальника политчасти столовой, который, судя по всему, уже полностью окоченел и затвердел, и, чтобы вытащить его из машины, придется выламывать суставы, выкручивать руки и ноги. И тут Половинкин подумал, что наваждение кончилось, что более он никогда не попадет в гости к Половинкину-второму, что никогда не привезет от любезного помещика и богача подарки, да и машины он больше никогда не увидит. И еще подумал Половинкин, что завтра обязательно купит газету «Работа для вас», найдет что-то себе по душе, начнет новую жизнь, а еще подумал Половинкин о своей жене Абуянчиковой, о том, что жена его давно не имеет о нем, любящем муже, никаких вестей, что дети — ясно дело! — печалятся и горюют, и Половинкин взялся за ручку двери подъезда, но тут вся улица ожила, вспыхнули прожекторы, из-за пыльных кустов в сквере выскочили автоматчики в камуфляже и масках, с неба, с зависших над двором дома Половинкина вертолетов, спустились бойцы спецподразделения в блестящих касках и черных комбинезонах, выдерживающих выстрел из гранатомета, из канализационных люков полезли какие-то люди с гарпунными ружьями, в ластах, и высоко поднимая колени, наставив гарпуны на Половинкина, побежали на него, из-за углов вышли серьезные оперативники в плащах с поднятыми воротниками, небритые, с мешками под глазами, с недокуренными сигаретами в уголках сурово сжатых губ, а из самого подъезда выскочил местный участковый с папочкой под мышкой и укоризненно покачал головой, но участкового Половинкин даже не заметил, ибо тут к подъезду подъехала машина, из нее вышел очень большой милицейский начальник, приблизился к уже скрученному в бараний рог спец- и оперуполномоченными Половинкину, снял с одного из вылезших из канализации ласт, ластом этим ударил Половинкина по лицу и спросил:
— За что, сука, убил Завьялова?
— Кого? — только и смог выдавить из себя Половинкин.
— Завьялова! — повторил милицейский начальник. — Или ты не помнишь такого человека? Не помнишь ни его, ни Кохакидзе, ни Бергмана? Ты их всех убил!