========== I ==========
Попробуем заснуть под пятницу,
Под пятницу, под пятницу,
Во сне вся жизнь на нас накатится
Салазками под Новый год
Юрий Визбор, «Сон под пятницу»
Гарри точно помнил, что заснул он в пустой гриффиндорской спальне, укутавшись одеялом с головой, чтобы не слышать унылых завываний ветра за окном. Но проснулся он совершенно в другом месте – в просторной комнате, залитой ярким солнцем, на шикарных простынях и очень удобной кровати. Кроме того, Гарри со смущением осознал, что за время своего сна не только он сам переместился куда-то, но и его пижама переместилась в совершенно другое место – под одеялом он лежал голым.
«Эротический сон! – в ужасе подумал герой всея магической Британии. – Лучше бы Вольдеморт приснился! Как я теперь лучшему другу в глаза посмотрю? Или еще хуже… как я теперь лучшей подруге в глаза посмотрю?»
О том, что в ночь под Рождество порой бывает и хуже, и ему мог бы привидеться эротический сон не с Джинни или Гермионой, а с Вольдемортом, Гарри не подумал, потому что он был скромным и воспитанным мальчиком.
Гарри закрыл глаза, повернул голову набок и решительно глаза открыл, готовый мужественно встретить любое искушение.
Вместо искушения рядом с кроватью стоял Добби, в довольно стильном коричневом плаще, накинутом на белый подрясник.
- Фух, - облегченно сказал Гарри, теряясь, впрочем, в догадках, спит он сейчас или бодрствует. – Классный прикид, Добби. А то ты все ходишь в одном носке сам-знаешь-на-чем, как Red Hot, прости Господи, Chili Peppers.
Добби в ответ только постриг ушами и прикрыл глаза с выражением неземной мудрости на лице.
- Избранному, в Совет только что вошедшему, спать вместо заседаний не следует, - изрек Добби и неспешно направился к выходу, опираясь на палочку.
«Вот не повезло, - подумал Гарри. – Всю жизнь Избранный, спать ляжешь – и во сне Избранный. Хотя сон хороший – комната красивая, кровать удобная. Жаль, что в жизни Избранных так не ценят…»
В этот момент дверь, за которой только что скрылся Добби, снова открылась, и в комнату вошел крепкий бородатый шатен в таком же, как у только что ушедшего Добби, плаще и подряснике. «Учитель Кеноби, - вдруг вспомнилось Гарри. – Добрый, сдержанный… как Люпин?» Гарри чуть было не вздохнул с облегчением, но, взглянув на учителя Кеноби свежим взглядом, Гарри заметил, что характером тот совсем не похож на Люпина – движения и взгляд выдавали в нем человека решительного, сурового и самонадеянного, хотя последнее он не очень успешно скрывал.
- Энакин, - как можно ласковее сказал Кеноби, но прозвучало это все равно как «руки-ноги оборву!», и робкий в повседневной жизни Гарри чуть не нырнул под одеяло от страха, - назначение в Совет в твоем возрасте – это большая честь. Ни один юноша двадцати трех лет еще не был причислен к двенадцати мудрейшим джедаям.
«От скромности член Совета Кеноби не помрет», - подумал про себя Гарри, неожиданно для себя вспоминая не только имя вошедшего, но и часть его биографии.
- Я понимаю, ты огорчен тем, что тебя не сделали магистром, - продолжал Кеноби. – Но, в конце концов, ты генерал, конфидент главы Республики…
- Я понимаю, учитель, - смиренно ответил Гарри, думая о том, что хорошо бы не просыпаться, и ну его, этот Хогвартс с Вольдемортом вместе, когда здесь карьера уже задалась. – Для меня было бы чересчур требовать большего.
- Я горжусь тобой, Энакин, - удивленно сказал Кеноби, и это прозвучало как «Ты чего, обалдел?». – Ты станешь по-настоящему могущественным и мудрым джедаем.
- Спасибо, учитель, - смущенно ответил Гарри, и Кеноби удивился еще больше, потому что Энакин в ответ на такие слова либо расплывался в улыбке, либо высокомерно заявлял, что он и так круче крутого кипятка.
- Послушай, - сказал Оби-Ван уже нормальным голосом, понимая, что с учеником что-то не так, и с этим надо как-то бороться. – Раз уж ты все равно заседание Совета проспал, пойдем в фехтовальный зал?
Последнее время Энакин чувствовал, что его жизнь идет куда-то не туда. Начать с того, что Падме перестала ему сниться в эротических снах, а стала сниться в снах драматических и с претензией на глубокий скрытый смысл. Затем в тех же снах Энакину стал сниться Кеноби, которого ему и в жизни хватало. Энакин не стал ждать, пока Кеноби начнет ему сниться в эротических снах, и решил действовать.
Сначала Энакин обратился за советом к Йоде. Йода пооткрывал и позакрывал глаза, как большая негуманоидная кукла, и, как всегда, дал наименее подходящий Энакину совет.
- То, что любишь, - отпусти, - изрек Йода и снова закрыл глаза.
«А на руках тебе не сплясать?» - чуть было не ответил Энакин, который вырос в обществе татуинских механиков, но все же сдержался.
Затем Энакин посетил Палпатина, который в разгар войны слушал оперу и всем своим видом выражал презрение к гражданскому долгу канцлера. Палпатин, как закаленный в парламентских дискуссиях и предвыборных кампаниях политик, на вопросы Энакина так и не ответил, но толкнул вместо ответа речугу минут на сорок, про Дарта Плэгиуса Мудрого, стороны Силы, власть над смертью, осознанную жизнь и космические корабли, бороздящие Большой Театр. К концу речи Палпатина Энакину смертельно захотелось чем-то ему вмазать, можно даже мечом, но он снова сдержался.
- Большое спасибо, канцлер, - вежливо сказал Энакин. – Вы многое очень верно подметили. Я обязательно передам все это Совету джедаев, и, уверен, они скоро зайдут вас поблагодарить.
Палпатин при этих словах почему-то сильно напрягся.
Оставалось последнее средство, к которому учитель Оби-Ван прибегал, когда что-то не понимал в астрономии, то есть почти всегда. Энакин зашел в любимый кабак учителя, сел за стол и стал ждать, когда к нему подойдет пузатый хозяин, палочка-выручалочка Оби-Вана.
Пока хозяин не шел, Энакин пил одну за одной и думал о том, что в его жизни идет не так, кроме снов, конечно. Чем больше пустела бутылка перед ним, тем больше он убеждался в том, что не так идет слишком многое. И в ту минуту, когда Энакин почти дошел до вывода, что джедаи загубили его молодую жизнь и хорошо бы за это сжечь их Храм к ситховой матери, за его столик присел хозяин, тонко чувствующий момент.
- Ты меня понимаешь? – пьяно спросил Энакин, который уже несколько минут до прихода кабатчика думал вслух.
- Понимаю, - уверенно ответил хозяин кабака, не слышавший ничего из его бормотания, и поставил на стол новую бутылку, стоимостью в пять раз против предыдущей.
- Мне двадцать пять, и я до сих пор не знаю, чего хочу, - сформулировал через минуту Энакин, душа которого под влиянием алкоголя и сочувственного взгляда кабатчика начала слышать музыку сфер.
- Но если б ты мог выбирать себя, ты снова бы стал собой? – утвердительно сказал кабатчик, и они с Энакином пожали друг другу руки.
Дальнейшее Энакин помнил нечетко и пришел в себя, только когда над его ухом заревел блендер.
- Предположим, что любую Вселенную можно представить как четырехмерное псевдориманово многообразие, - внушительно говорил кабатчик, который тоже выпил, за счет Энакина, и вспомнил, чему его учили на физтехе. – А Избранного будем считать неподвижной точкой. Следишь за полетом мысли?
- Нет, - честно сказал Энакин, и кабатчик немедленно набулькал ему на три пальца.
- Ну вот представь себе две четырехмерные гиперплоскости, - привел кабатчик простой пример. – Например, в пятимерном пространстве.
Энакин проглотил налитое и представил все довольно живо.
- И представь, что они скрещивающиеся, - продолжал кабатчик, смешивая коктейль.
- В шестимерном пространстве, - уточнил Энакин, которому снова захорошело.
- Рюхаешь! – уважительно сказал кабатчик и бухнул на стол перед Энакином коктейль «Снятая голова». – А теперь мы их вроде как искривим, и пусть они будут гладкими и даже дважды дифференцируемыми, - кабатчик посмотрел на Энакина как иллюзионист на публику и изобразил каждой рукой по искривленной четырехмерной гиперплоскости, - опа! и у них есть общая точка. Точка касания, понимаешь?