«This brand she quenched in a cool well by,
Which from Love's fire took heat perpetual,
Growing a bath and healthful remedy
For men diseas'd; but I, my mistress' thrall,
Came there for cure, and this by that I prove,
Love's fire heats water, water cools not love» (154, 9-14).
«Это тавро она погасила в прохладе колодца, от
Которого жар вечного огня Любви он получил,
Разросшийся в купальню и целебное снадобье
Для людей, больных; но Я — невольник моей госпожи,
Пришёл туда для исцеленья, и этим Я доказал, что
Любви огонь согревал воду, воды прохладу — но не любви» (154, 9-14).
В строках 9, 10 и 11, повествующий бард после «отступления» в содержании строк 7 и 8, продолжил: «Это тавро она погасила в прохладе колодца, от
которого жар вечного огня Любви он получил, разросшийся в купальню и целебное снадобье для людей, больных». Самая прекрасная нимфа, похитившая у спящего Купидона тавро попыталась погасить «вечный огонь Любви» в холодной воде колодца, но у неё это получилось на несколько мгновений, после которых тавро с огнём любви запылало ещё сильнее, а холодная вода нагрелась и стала горячей.
В строке 11 и начальной части 12-й, продолжение предложения: «Разросшийся в купальню и целебное снадобье для людей, больных», на этих предложение, начинающееся со строки 9, — заканчивается.
Хочу подчеркнуть очень важный пункт для лучшего понимания сюжета обоих сонетов, предложенных автором, что сонеты 153 и 154 следует рассматривать при изучении, как единое целое, чтобы полностью до конца понять интригу сюжета, и особенно подстрочника.
Последние две с половиной строки, по замыслу автора должны раскрыть интригу подстрочника при помощи аллегории, которую бард заложил во время написания пары сонетов 154 и 153. К тому же нет необходимости в сравнительном анализе двух последних сонетов ввиду того, что они взаимодополняют друг друга, согласно традиции классического стихосложения древней Греции.
«…but I, my mistress' thrall,
Came there for cure, and this by that I prove,
Love's fire heats water, water cools not love» (154, 12-14).
«…но Я — невольник моей госпожи,
Пришёл туда для исцеленья, и этим Я доказал, что
Любви огонь согревал воду, воды прохладу — но не любви» (154, 12-14).
Заключительное «аллегорическое» предложение, состоит из двух с половиной строк, в которых повествующий бард от первого лица, что подчёркивает интимный характер написанного Шекспиром. Заключительная часть сонета 154, была мной охарактеризована, как — «умозаключение». Которое можно себе представить примерно так: «огонь (любовной страсти) согревал воду, воды прохладу — но не (истинной) любви», только многолетняя истинная любовь могла сохраниться а течении продолжительного времени и даже тогда, когда его «госпожа» умерла 24 марта 1603 года.
Формула критиков, применённая для того, чтобы охарактеризовать сонет 154, что «любовь ненасытна», по моему разумению далека от истины и не свойственная складу ума Шекспира — придворного аристократа. Для которого «земная любовь» возвышена в его произведениях до уровня «небесной любви».
К величайшему сожалению, критики и исследователи в своих оценках почему-то не взяли в расчёт само время, о котором бард описал, как «быстроногое, скоротечное время» в контексте сонетов 154и 153. Применённые литературные «инверсии», пронизывающие ткань обоих сонетов, дают нам подсказку, что «история любви», спрятанная автором в подстрочнике, началась очень давно в юношеском возрасте, это была не просто страсть, а настоящая любовь. Которая красной нитью прошла через всю его жизнь, это была не просто любовная интрижка с придворной некой кокоткой, которая создала легенду, благодаря которой была создана версия о якобы «роковой» связи, которую позднее, через несколько столетий будут муссировать критики. Это была юношеская любовь протяжённостью во всю жизнь, наполненная страстью, которую необходимо было скрывать по причине государственной безопасности.