«They bring and bestow ripeness, they come and go in accordance with the firm law of the periodicities of nature and of life», «Они приносят и даруют зрелость, они приходят и уходят в соответствии с незыблемым законом периодичности природы и жизни», — резюмировал Карл Кереньи (Carl Kerenyi), добавив, следующее: «Horai means 'the correct moment'», «Хорая означает «подходящий момент». Традиционно они охраняли врата Олимпа, способствовали плодородию земли, и соединяли звёзды и созвездия на небосводе». (References to the Horai in classical sources are credited in Carl Kerenyi's synthesis of all the mythology, The Gods of the Greeks 1951, pp. 101f. and passim to index, «Horai»).
При исследовании сонетов критик Эдмонд Малоун (Edmond Malone), взявший за пример строку 5 сонета 54, рассуждая об обороте речи: «canker bloomes», «цветение червоточины» в ходе дискуссии предложил такое определение, как «canker bloomes», «шиповника или червоточной розы»; и тогда сослался на фрагмент пьесы Уильяма Шекспира «Много шума из ничего» акт I, сцена III, строка 28 («Much Ado About Nothing» Act I, Scene III, line 28): «I had rather be a canker bloomes in a hedge than a rose in his grace», «Я предпочёл бы быть диким шиповником в живой изгороди, чем розой при его милости». Между тем, Эдмонд Малоун пояснил обоснованность происхождения подобного образа в рамках семантического применения Шекспиром, непосредственно в сонетах. Поэт при написании сонетов подразумевал осознанную направленность мотиваций юноши, адресата сонетов для последующего создания образа «canker», «червоточины». Который оказался равнозначным с широко распространённым в «елизаветинскую» эпоху оборотом «canker bloomes», «дикий шиповник или червоточная роза». («Shakespeare, William. Sonnets, from the quarto of 1609, with variorum readings and commentary. Ed. Raymond MacDonald Alden. Boston: Houghton Mifflin, 1916).
Примечательно, но принципы написания сонетов примерно те, что при написании пьес, сугубо исходящие от канона античной драмы: «У каждой вещи в её (действии) есть свои манеры». Отличие сонетов, лишь в том, что они, будучи частной перепиской двух дворян, где любой из них отражал актуальную тему на момент написания. Согласно замыслу автора, все сонеты были связаны в единую сюжетную линию, и завершались последними двумя сонетами 153 и 154, следуя поэтической традиции, анакреонтической поэзии, где воспевалась радость беззаботной жизни и чувственных наслаждений под звуки лиры, следуя культурной традиции «эллинизма» в древней Греции.
Детерминированное следование мизансцен и диалогов в пьесах Шекспира следует рассматривать в том виде, в каком они представлены автором в виде противопоставления характеров действующих лиц, где совершенно не имеет значения являются ли они совершенными, либо ущербными. Соответствуют ли, они общепринятыми нормам в рамках общепринятых публичных манер, или по ходу сюжета рассуждают на «уличном» жаргоне простолюдинов, либо на изысканно витиеватом диалекте, присущем аристократам. Ибо каждый на сцене выполняет свою роль в сюжетной линии, плоть до развязки при достижении кульминационной точки событий и для того, чтоб всё происходящее на сцене не оказалось вырванными из основного исторического контекста событий.
Несомненно, подобная тенденция пьес Шекспира приближала его, как драматурга и философа к классическому образцу античного эпоса «Одиссеи» и «Илиады» Гомера при слишком разнящихся по своей самобытности персонажей, объединённых общей сюжетной линией значительно больше, чем в его ранних пьесах.
В данном контексте, некогда ранее выразил свою философскую мысль Аристотель, следующим образом: «For every thing in it has manners», «У каждой вещи в этом (действии) есть свои манеры». Когда независимо от сложившихся обстоятельств, в действах драмы всё совершается или произносится «in the full compliance» «в полном соответствии» со сложившимися обстоятельствами.
Когда все происходящее на подмостках служит для отображения завораживающего зрелища данной мизансцены пьесы, но не отделяя её от хронологии основного контекста, происходящего следуя основной сюжетной линии.
Примечательно, что Уильям Шекспир придаёт большое значение литературному образу «манер», а также среде, в которой могли взрасти столь благородные манеры и интеллект, описываемые повествующим поэтом, к примеру, в строках 1-4 и 9-14 сонета 69, адресованных юному графу Саутгемптону.