Например, в строке 8, «его» — это слово, которое можно увидеть в оригинальном Кварто 1609 года. Кэтрин Дункан-Джонс (Katherine Duncan-Jones) отредактировала это недоразумении, чтобы позднее стать «ее», поэтому многие ученые считали, что местоимение «его», могло быть неправильным прочтением рукописи исходника оригинала, которое первоначально читалось, как «her» «её». Эти изменения часто вносились многими редакторами текста оригинала, так как Филомела упоминалась, как женщина на протяжении всей остальной части сонета 102. Но, нашлись такие учёные, которые продолжали защищать использование слова «his» «его» в тексте сонета. К примеру, Стивен Бут (Stephen Booth) предложил версию о том, что это делалось только для того, чтобы отойти от мифологической аллюзии и сосредоточиться на соловье, так как на самом деле, поёт он. Согласно данной аргументации и здравому смыслу по весне распевает соловей самец, а не самка соловья, которую он привлекает своём пением для спаривания. В противовес предыдущей версии Дэвид Уэст (David West) предложил свою версию, основанную на предположении, что замена местоимения обусловлена применением бардом, как некая психологическая защита. О которой, также упомянул Мартин Сеймур-Смит (Martin Seymour-Smith) в своём примечании к изданию сонета 88, а именно защиты «…своего Я, путём низведения его на нет», в текстах сонетов.
Несмотря на это, утверждение Дэвида Уэста базировалось на том, что Шекспир использовал эту сравнительную метафору по целому ряду причин, в том числе для того, чтобы избежать «...замешательства и своего смущения, по поводу сравнения (при метафорическом сопоставлении с соловьём, то есть сравнении себя с Филомелой), а именно — женщиной». Но, смею возразить так как, в строках 6-7 бард в ходе поэтического повествования отожествляет себя с соловьём, а если быть точнее с Филомелой, позднее превращенной в соловья:
«Когда имел Я обыкновение, её воспевать песнями своими
Как Филомела, песнь, распевающая в начале лета средь жнивьев»
«When I was wont to greet it with my lays;
As Philomel in summer’s front doth sing».
Есть ещё одна версия, по причине которой автор сонета в тексте использовал «как она» «like her», в порыве проявления психологической реакции, которая была выдвинута Западом, — всего лишь, в языковом различии. В Елизаветинские времена местоимение «her», «её» использовалось, как нейтральное местоимение, часто применяемое там, где современный писатель использовал бы, — «его». По моему мнению, в сравнительна метафора была применена бардом не случайно, в аллюзии при сравнении себя с Филомелой, позднее превращенной в соловья Зевсом. Этот приём был обусловлен чисто индивидуальным нюансом межличностных отношений барда с адресатом сонета. И поэтому, стилистическое применение «как она» «like her», вполне обосновано и применено верно. В конце концов, версии критиков исходили от их нынешнего понимания елизаветинской эпохи, но по истечению нескольких столетий со времени написания сонетов многое изменилось. Именно, в елизаветинскую эпоху начался процесс формирования и трансформации английского языка. И об этом не стоит забывать!
Автор сонета 102, в завершающих двух строках подводит черту всему вышенаписанному: «Поэтому, как и она, Я иногда язык свой удерживаю за зубами / Всё потому, что не желаю Я своей песней слух утомлять Вам». Это ясный посыл барда, заявляющего, что он не желает быть назойливым акцентируя внимание читателя на молодом человеке, адресате «Всё потому, что не желаю Я своей песней слух утомлять Вам». По мнению, Стивена Бута «…создав сонет, такой же вымученный с избитыми напичканными украшательскими эпитетами, как это делали его современники поэты». В своем анализе строк завершающих сонет 102, Стивен Бут (Stephen Booth) сравнил применение Шекспиром этих «вымученных» эпитетов с народной поговоркой: «Мое желание — не запугать Вас, коль не могу Я удовольствие Вам доставить». Следом, Стивен Бут объяснил эту аргументацию тем, что автор сонета не хотел, чтобы адресат сонета (он же, Муза автора сонета), «…находящийся, как объект платонического обожания, не оказался субъектом чрезмерной похвалы». Аткинс также, выдвинул предположение, что бард не хотел, чтобы его похвалы в конечном итоге «…не оказались чересчур раздражающими, прежде всего для адресата, а затем для окружения, чтобы не стать объектом насмешек».
Хелен Вендлер (Helen Vendler) предположила, что поэт в данном фрагменте сонета использовал язык мифов, чтобы обратить внимание читателя на очевидную одержимость молодого человека, охваченного желанием регулярного получения похвал. Однако, личная просьба барда не была бы услышана адресатом, поэтому он завершит своё воспевание, беспристрастно по одной причине, — из нежелания «утомлять слух... своей песней», как соловей, воспевающий весну.