С другой стороны, такого кризиса, какой случился в Мексике, не произошло в той же Голландии или Норвегии. Последствия изменений цен на ресурсы зависят от развития и устойчивости экономических и политических институтов. Если они достаточно развиты — как в случае Норвегии, Великобритании, Голландии, — то дело ограничивается перекосом секторов и возможной стагнацией, если нет — как в Нигерии, — то кончается крупным кризисом и спадом производства.
Даже без особых исследований понятно, что в Норвегии хорошие институты, а в Нигерии — плохие. А вот как оценить Россию или Венесуэлу, находящихся в середине любого рейтинга? Институты, определяющие правила игры, по которым взаимодействуют экономические субъекты, — трудноуловимая субстанция. Законы — формальные институты — лишь часть реальных правил, по которым взаимодействуют субъекты экономики.
Если речь идет об обычаях и установлениях, которые меняются десятилетиями, а то и веками, — система права, традиции доверия в бизнесе, — то не очень понятно, как на них могут влиять быстро меняющиеся цены на природные ресурсы. Так что исследованию подлежит скорее то, что меняется быстро. А быстро меняются, например, такие политические институты, как демократические права и свободы. Колебания в уровне свободы слова и печати могут быть очень заметными. За последние тридцать лет наша страна прошла путь от полной цензуры до чуть ли не полной свободы и потом двинулась обратно, к значительному государственному вмешательству в дела прессы.
Тот же Томас Фридман в публицистической заметке «Первый закон нефтяной политики» вывел правило — чем выше цены на нефть, тем меньше свободы. Фридман не проводил сколь-нибудь серьезного анализа данных, а нарисовал очень простой график: мировые цены на нефть против индекса свободы для России. Политолог Майкл Росс, проведя значительно более тонкую работу с данными, выяснил, что чем меньше запасы природных ресурсов, тем больше шанс, что в стране установится демократический режим68. Это правило выполняется, даже если учесть многочисленные дополнительные факторы, включая принадлежность какой-то страны к региону, где преобладают диктатуры. В более богатых (читай — более развитых) странах отрицательное влияние и нефти, и других природных ресурсов менее заметно, чем в бедных. Ну и, наконец, помните, о чем мы говорили в главе про свободу прессы? В странах, в которых нет демократии и есть природные ресурсы, средства массовой информации в целом менее свободны, чем в таких же странах без ресурсов. Это мы знаем точно.
ПРОБЛЕМА НЕРАВЕНСТВА
Имущественное неравенство в России всегда представляется политической проблемой. Отвечая на вопросы социологов, люди говорят о негативном отношении к богатым, а на думских выборах 2003 года — последних свободных выборах нового времени — большинство избирателей проголосовало именно за те партии, которые выступали за перераспределение от богатых к бедным. Больше того, те же социологические опросы показывают, что у граждан есть довольно четкое — это не значит правильное! — представление о том, почему неравенство так велико. Значительное большинство считает, что все дело в незаконной приватизации и, следовательно, нынешнее распределение доходов несправедливо.
В этой логике есть очевидная неувязка — пусть исходное распределение было равномерным (оно не было, но пусть) и пусть потом собственность досталась гражданам неравномерно и несправедливо. Это бы объясняло имущественное неравенство и неравенство доходов, которые включают в себя доходы на капитал, но это ничего не говорило бы о неравенстве трудовых доходов. Это бы не объясняло разницы в зарплатах — платят-то не в зависимости от того, сколько у человека имущества, а в зависимости от того, насколько востребованы навыки, которыми он обладает. Такое неравенство приватизацией объяснить невозможно. Может быть, оно не так велико?
Велико. Экономисты из Российской экономической школы Сергей Гуриев и Андрей Рачинский оценили неравенство трудовых доходов жителей Москвы69. Для этого им пришлось воспользоваться базой данных о подоходном налоге москвичей за 2004 год. Оказалось, что уровень неравенства трудовых доходов очень высок. Возможно, он даже выше, чем уровень имущественного неравенства, которое оценить по налоговой базе данных, конечно, невозможно. Так в чем же дело?