– Чтобы успокоить Всадника без головы, – ответила её мать. – Легенда гласит, что призрак мирно пройдёт мимо твоего дома, если ты отдашь дань уважения памяти его дорогой возлюбленной, Катрины.
Пятилетняя Кэт крепко зажмурилась и постаралась не думать о том, что произойдёт, если Всадник не пройдёт мимо, – и эта мысль преследовала её до тех пор, пока она не перестала верить в призраков.
Самые долгие сумерки были одной из самых почитаемых традиций в Сонной Лощине, уступая только ежегодному Балу урожая Ван Тасселов, который проводился спустя несколько дней. И в тот вечер, когда началась история Кэт, Ван Тасселы лихорадочно готовились к балу, прервавшись лишь на несколько часов, чтобы почтить память своей прародительницы Катрины Ван Тассел. Вечер Самых долгих сумерек не подходил для того, чтобы собирать тыквы для вырезания, составлять меню, шить костюмы и нанимать музыкальные группы. Это был вечер, когда нужно приглушить свет и сесть у камина, вечер историй и быстрых взглядов в окно в надежде мельком увидеть Всадника без головы. Это был вечер, когда старшие члены семьи рассказывали историю о великой Катрине Ван Тассел.
Однако на этот раз праздник шёл не так, как хотелось бы родителям Кэт, потому что Кэт единственная не пришла на кладбище почтить память Катрины. С последними лучами сумерек Кэт, как обычно шумно, влетела в дом, с громким стуком уронила стопку книг и бросилась вверх по лестнице в свою спальню.
– Кэт Ван Тассел, не смей уходить в свою комнату. Немедленно спускайся сюда! – Мать Кэт, Трина, всегда становилась особенно суровой во время подготовки к Балу урожая, и Кэт надеялась избежать встречи с ней этим вечером. Она опоздала и знала это. – Призрак великой лощины, Кэт, ты испытываешь моё терпение; быстро спускайся! – проревела её мать из кухни.
– Да, мам? – спросила Кэт, заглянув на кухню мгновение спустя.
– Вернулась перед самой темнотой, как обычно, – сказала Трина, откладывая стопку бумаг, которые она только что просматривала.
– Я зачиталась и забыла про время.
Мать Кэт открыла духовку и заглянула внутрь.
– Что у нас сегодня на ужин? – спросила девушка, пытаясь избежать нравоучений, которые непременно должны были начаться после того, как она поздно вернулась домой и пропустила празднование Самых долгих сумерек на кладбище.
– Ты прекрасно знаешь, что на ужин! Мы каждый год едим одно и то же в этот вечер! Любимое блюдо Катрины – курица с оливками и чесноком. Кстати говоря, где ты была, когда мы украшали могилу Катрины? Все спрашивали не переставая: «Где Кэт? Где тёзка Катрины?»
Кэт вздохнула.
– Мы все тёзки Катрины, мам.
Трина закрыла духовку, сняла фартук и упёрла руки в бока.
– Это верно. Но если хочешь знать моё мнение, ты слишком уж на неё похожа!
Кэт ощущала вину за то, что не сходила вместе с семьёй на кладбище, чтобы украсить могилу Катрины, как они делали это каждый год перед началом праздника Самых долгих сумерек. По мнению Трины, эта традиция была самой важной частью торжества, и Кэт её пропустила. Девушка поступила так не нарочно; за книгой время пролетело незаметно, и теперь Кэт чувствовала себя виноватой.
– Прости, мам, я правда должна была прийти. Может, я сейчас могу чем-то помочь?
Трина улыбнулась.
– Можешь повесить цветы над дверью снаружи. Они на обеденном столе.
Кэт вошла в столовую, где уже был накрыт стол. Из окна внутрь проникал золотистый свет заката, отчего комната казалась особенно тёплой, будто в ней уже горели свечи. Девушка увидела цветы, связанные пурпурной лентой. Кэт нравился их аромат, наполнявший комнату, густой и манящий.
Когда Кэт зашагала к входной двери, в дом неуклюже, словно медведь, в носках ввалился её отец, Артис. Кэт рассмеялась, потому его имя как раз означало «медведь».
– Кэт! Уже почти стемнело; немедленно повесь цветы! А где твоя мать? Я должен с ней кое- что обсудить!
Кэт вновь посмеялась над отцом. Это был сильный, крепкий мужчина с грубоватыми манерами, но девушка не могла воспринимать его всерьёз в носках. Мать Кэт давным-давно ввела правило, чтобы он снимал ботинки, заходя в дом, если до этого он ходил в поля со своими работниками. Что, конечно, было не обязательно, но отец всё равно продолжал это делать. «Ван Тасселы – рабочие люди», – говорил он. Даже если у них было больше денег, чем у всех в округе, мать и отец Кэт старались жить скромно.
– Она на кухне. Как всегда. – Вторую фразу Кэт пробормотала себе под нос. Она вышла на улицу и повесила цветы на чёрный кованый крюк, который торчал над дверью, сколько Кэт себя помнила. Насколько она знала, крюк повесили, когда первая Катрину была ещё маленькой девочкой.