Территорию базы заливал голубоватый свет луны и многочисленных звезд. Пока они пересекали короткий отрезок открытого пространства, отделявшего комнату для проведения инструктажа от помещения, в котором осуществлялся выход на линию, Ральф бросил взгляд на группу женщин-наблюдателей, вышедших в это же самое время из своей инструктажной комнаты. Не пройдет и несколько минут, как они окажутся на сонном поле девочек из Дома Тронсена.
В одной из наблюдательниц он узнал Кэти. Их разделяло метров пятьдесят. Она приветственно махнула ему рукой с зажженной сигаретой. Волосы ее, как всегда, были всклочены. Казалось, что, вставая с постели, она каждый раз забывала их причесывать. «Это ее единственный недостаток, — заключил Ральф, — от которого Кэти никак не могла или не хотела избавиться». Он обвел женскую группу взглядом, но не увидел там Хельги Уорнер.
Мужчины уже входили в помещение связи, называемое «лачугой», и Ральф последовал за ними. Однако строение, в котором располагались лаборатории РКД с аппаратом для погружения в поле, совершенно не походило на лачугу. Оно представляло собой самое большое в округе сооружение в форме куба из шлакоблоков и бетонных монолитов. Слово «лачуга», как полагал Ральф, было изобретением псевдомилитаристского языка.
Оказавшись в дверном проеме здания, он услышал два последовавших один за другим пронзительных звука, донесшихся с неба. Он оглянулся и обшарил взглядом небо. В южной части небосклона быстро растворялся в воздухе двойной белый след инверсии. Еще один полуночный бомбовый налет, направленный, вероятно, в сторону ^ бразильской границы. «Может быть, Бленеку имеет смысл попытаться устроиться на работу где-нибудь на базе военно-воздушных сил», — пришло в голову Ральфа. Он закрыл за собой дверь.
С обеих сторон от прохода, по которому он шел, возвышались башни мерно гудящей электроники. Воздух в помещении был насыщен озоном. Бленек обдал Ральфа холодным мрачным взглядом и сделал в своем блокноте какую-то пометку. Свободной оставалась только постромка на дальнем конце толстого кабеля, свисавшего с высокого потолка. Он взялся за кожаную петлю и ощутил под ладонью холодное прикосновение металлического контактного штыря. Всепроникающий гул электроники нарастал.
Бленек медленно прохаживался между радами наблюдателей, державшихся за свисающие с потолка постромки и напоминающих усталых пассажиров подземки. Он осмотрел каждого из них и сверился со своей записной книжкой. Все оказались на месте, и Бленек как будто был удовлетворен. Развернувшись на каблуках, он подал знак дежурному в контрольной будке.
— О’кей, Бенни. Забирай их.
Но ничего не произошло. Человек в тесной стеклянной будке, высоко поднятой над их головами, с увлечением читал дешевую книжку, закусывая сандвичем. Он сидел, задрав ноги на панель управления связью, посредством которой наблюдатели переносились на сонное поле.
— Эй, Бенни, проснись! — закричал Бленек. — Ты что там делаешь?
— На что это похоже? — спросил Гуделл, стоявший к Бленеку ближе всех. Он взял у Бленека из руки карандаш и запустил его в стеклянную будку. Тот со стуком ударился о стекло и упал на пол. Бенни опустил ноги и посмотрел вниз.
— Давай! — прорычал Бленек и потряс блокнотом перед своим побагровевшим лицом. — Включай связь, тупица!
Губы Бенни зашевелились, очевидно, их обладатель что-то сказал, но что именно, они не могли слышать. Тем не менее руки его тоже пришли в движение и начали нажимать кнопки на контрольной панели. Гул электроники стал тоном выше и богаче по гамме. Свет флюоресцентных ламп, подвешенных к потолку, начал меркнуть, напомнив Ральфу сцены казни на электрическом стуле, которые он видел в старинных фильмах о тюремной жизни. Вскоре серая мгла Сонного поля разомкнулось. Наблюдателей, по высших на постромках линии связи, обступил знакомый полугородской пейзаж с тротуарами и витринами магазинов. С голубого неба на них падали лучи послеобеденного, никогда не меняющего своего положения солнца. Но теней на поверхность мостовой они не отбрасывали.