Блисс заговорила, произнося ничего не значащие слова, только для того, чтобы усилить успокаивающее действие мыслей. Она ментально ощупывала незнакомый разум ребенка и пыталась разгладить спутанные волокна его эмоций.
Ребенок встал и, не отводя глаз от Блисс, скользнул к безмолвному, застывшему роботу. Он обхватил робота за ногу, как будто ища безопасности и спасения.
— Наверно, этот робот — его… его нянька, — сказал Тревиц, — или воспитатель. Думаю, ни один соляриец не может присматривать за другим солярийцем. Даже родитель за ребенком.
— Ребенок, наверно, тоже гермафродит, — сказал Пелорат.
— Должно быть, — отозвался Тревиц.
Блисс медленно подходила к ребенку, сложив на груди руки, показывая, что не собирается хватать маленькое существо. Ребенок затих, наблюдая за Блисс и все еще держась за робота.
Блисс уговаривала:
— Не бойся, детка… ты хороший, маленький, не бойся, ты милый, хороший, не бойся, не бойся…
Она остановилась и, не оглядываясь, негромко сказала:
— Пел, поговори с ним на его языке. Скажи ему, что мы роботы и пришли, чтобы позаботиться о нем, потому что отключилась энергия.
— Роботы? — испуганно сказал Пелорат.
— Мы должны представляться роботами. Роботов он не боится. И он никогда не видел людей. Возможно, даже не верит в них.
— Я не знаю, — сказал Пелорат, — смогу ли найти подходящие выражения. Я не знаю, как будет на древнем языке "робот".
— Скажи "робот" на галактическом, Пел. Если это не поможет, скажи "железная штука". Скажи, как умеешь.
Пелорат заговорил на древнем языке медленно, с паузами. Ребенок смотрел, хмурясь, как будто силился понять.
— Заодно, — добавил Тревиц, — спросите его, как отсюда выбраться.
— Нет, — сказала Блисс, — не сразу. Сперва доверие, потом расспросы.
Ребенок, глядя на Пелората, отпустил робота и заговорил тонким мелодичным голосом.
— Он говорит слишком быстро для меня, — с досадой сказал Пелорат.
— Попроси его повторить медленнее. Я стараюсь успокоить его и убрать страх.
— По-моему, — снова выслушав ребенка, сказал Пелорат, — он спрашивает, почему остановился Джемби. Джемби, должно быть, робот.
— Переспроси и удостоверься, Пел.
Пелорат поговорил, потом послушал и сказал:
— Да, Джемби — это робот. Имя ребенка — Фоллом.
— Хорошо! — Блисс улыбнулась ребенку сияющей ласковой улыбкой и сказала: — Фоллом. Хороший Фоллом. Смелый Фоллом. Она положила ладонь себе на грудь и сказала: — Блисс.
Ребенок улыбнулся. Когда он улыбался, он становился очень симпатичным.
— Блисс, — произнес он, слегка шепелявя.
— Блисс, — сказал Тревиц, — если вы можете включить робота, то он, может быть, расскажет нам то, что надо. Пелорат может поговорить с ним, как говорил с ребенком.
— Нет, — сказала Блисс, — это будет ошибкой. Главная обязанность робота — защищать ребенка. Если его включить, он обнаружит нас, посторонних, и может сразу на нас напасть. Здесь не место посторонним людям. Если мне из-за этого придется снова его отключить, он не даст нам никакой информации, а ребенок, увидев повторное отключение единственного известного ему родителя… В общем, я этого делать не стану.
— Но нам говорили, что роботы не могут причинить людям вреда.
— Говорили, — сказала Блисс. — Но мы не знаем, каких роботов разработали солярийцы. И даже если так, то ему пришлось бы выбирать между солярийским ребенком и неизвестными, которых он, возможно, даже не признает людьми. Естественно, он выберет ребенка и атакует нас.
Она снова повернулась к ребенку.
— Фоллом, — сказала она. — Блисс. — Она показала. — Пел… Тревиц.
— Пел, Тревиц, — послушно повторил ребенок.
Она подошла еще ближе и медленно протянула руки. Он настороженно следил за ней, потом шагнул назад.
— Спокойно, Фоллом, — сказала Блисс. — Не бойся, Фоллом. Я только прикоснусь, Фоллом, молодец, Фоллом.
Он шагнул к ней, и Блисс вздохнула.
— Хорошо, Фоллом. — Она коснулась его руки. Рука была обнажена, потому что на ребенке, как на Бандере, был лишь халат, открытый спереди, и под халатом набедренная повязка. Прикосновение Блисс было мягким. Она отняла руку, подождала и снова ласково погладила ребенка. Глаза ребенка полузакрылись под сильным успокаивающим воз действием разума Блисс. Руки Блисс медленно двинулись вверх, едва прикасаясь, к плечам ребенка, затем к его шее, ушам, затем под длинными каштановыми волосами к точке за ушами.
Наконец Блисс опустила руки и сказала:
— Трансдукторные доли мозга еще малы. Черепная кость еще не сформировалась. В этом месте только толстая кожа, которая потом выпятится и отгородится костью, когда доли полностью сформируются… Это значит, что управлять имением в настоящее время он не может, как не может включить своего личного робота. Спроси, сколько ему лет, Пел.
После диалога Пелорат сообщил:
— Если я правильно понял, ему четырнадцать.
— На вид скорее одиннадцать, — заметил Тревиц.
— Продолжительность года на этой планете, — сказала Блисс, — может не соответствовать стандартным галактическим годам. Кроме того, предполагается, что космиты живут намного дольше, чем обычные люди, и если солярийцы в этом подобны другим космитам, то у них и период развития может быть более продолжительным, и вообще, по годам нельзя судить.
— Хватит антропологии, — нетерпеливо сказал Тревиц, — нам надо поскорее выбраться на поверхность. И поскольку мы имеем дело с ребенком, неизвестно, не тратим ли мы время зря. Он может и не знать дороги, он, может быть, никогда и не был на поверхности.
— Пел! — позвала Блисс.
Пелорат понял, что она имела в виду. Последовал самый продолжительный его разговор с Фолломом.
— Ребенок знает, что такое солнце, — наконец сказал Пелорат. — Он говорит, что видел его. Мне кажется, он видел деревья. Похоже, он не очень уверен, что значит это слово, то есть то слово, которое использовал я…
— Да, Янов, — сказал Тревиц. — Но ближе к делу.
— Я пообещал ему, что если он сумеет вывести нас на поверхность, то мы после этого поможем ему включить Джемби. Как вы думаете, мы сможем?
— Мы об этом подумаем позже, — сказал Тревиц. — Он поведет нас?
— Да. Понимаете, я подумал, что он скорее согласится, если я это пообещаю. Я полагаю, мы рискуем разочаровать его…
— Слушайте, — сказал Тревиц, — давайте пойдем. Если нас тут схватят, все это будет представлять чисто академический интерес.
Пелорат что-то сказал ребенку, и тот пошел было, но остановился и оглянулся на Блисс.
Блисс протянула руку, и они пошли, взявшись за руки.
— Я — новый робот, — сказала она со слабой улыбкой.
— Ему, похоже, нравится, — сказал Тревиц.
Фоллом бежал вприпрыжку, и Тревиц задумался на мгновение, радуется ли Фоллом потому, что над этим потрудилась Блисс, или возбужден из-за представившегося случая побывать на поверхности, да еще получить трех новых роботов; или это была радость от надежды на возвращение Джемби. Но пока ребенок вел их, все это не имело значения.
На развилках ребенок выбирал путь без колебаний и задержек. Знал ли он в самом деле, куда идти, или дело было в детской безалаберности? Может быть, он просто играл в игру, не думая, чем это кончится?
Но по затрудненному дыханию Тревиц заметил, что движутся они вверх, а ребенок, вырвавшись вперед, самоуверенно показывал перед собой и что-то быстро говорил.
Тревиц взглянул на Пелората, который откашлялся и сказал:
— Мне кажется, он говорит "дверь".
— Надеюсь, вам кажется правильно, — сказал Тревиц.
Ребенок вырвался от Блисс и побежал. Он показывал на более темный, чем соседние, участок пола. Ребенок наступил на этот участок, потом несколько раз подпрыгнул на нем, потом испуганно оглянулся, говоря что-то быстро и резко.
— Придется мне обеспечить энергию… — морщась, сказала Блисс. — Это меня выматывает.
Лицо Блисс покраснело, свет вокруг потускнел, но перед Фолломом открылась дверь, и он засмеялся звонким сопрано.