Когда инспектор ушел, дед Василий вышел с секатором на участок и стал резать, рвать, драть, срывать, кромсать борщевик, подсекая у корня, вырывая корни, вгрызаясь в шляпки большими ржавыми лезвиями. Сорванные стебли падали на клубнику. Облетевшие зонтики борщевика валялись на грядках, словно флаги разбитой армии. Мы наблюдали за тем, как сильные руки деда Василия покрываются потом и соком борщевика. Нам не хотелось оказаться на месте борщевика в те минуты.
Ночью дед Василий вышел в туалет на улицу и не смог найти ручку двери. Спустя полчаса попыток найти выход дед Василий завыл. Он попытался закурить, но не смог поднести сигарету к огню: дед Василий был в темноте. Наконец он нашел дверь по слабым огонькам спичек и вышел на улицу. Ночь была безоблачная и таращилась на деда Василия большим белым глазом, но дед Василий все равно ничего не видел. Он продолжал зажигать спички, но кабинку так и не смог найти. Наконец на десятой спичке он споткнулся и обжег себе пальцы. Спичка вылетела. Сосед недавно покрасил забор, и доски занялись веселым пламенем, а ветер подхватил семена борщевика, рассыпавшиеся по клетчатой рубашке деда Василия, и понес их дальше по хутору.
Потом дед Василий поднялся, потянулся и взлетел.
Что-то происходит утром. На заре, когда тишина и слышно лишь, как на траве проступает роса, а оставшиеся подсолнухи поворачивают головы на восток, но встречают только тень. Тогда семена борщевика смешиваются в траве с чем-то. Мы не знаем, с чем, но думаем, это застоявшийся годами городской воздух. Что-то, что год за годом отлетает от выезжающих из города машин. Городской воздух такой ядовитый, so toxic. И вот он там скопился и смешался с семенами, так что борщевик теперь не совсем борщевик.
Мы любим вить гнезда. Мы собирали самый крепкий и при этом гибкий хворост. Мы строили дома из хвороста, высоко над землей, там, где нас не могли достать ветер и борщевик. Мы пели песни, приветствуя солнце и биение сердец наших детей под ломкими белыми скорлупками. Теперь же мы поем о другом: мы совещаемся, и утром роща превращается в большую совещальню. Потом те из нас, кто поддерживает идею, улетают к реке. Остальные продолжают строить гнезда, сараи, одноэтажные строения и проводить охоту, собрания, коммуникации.
Однажды утром мы видим, что подсолнух исчез.
Это было в тот же день, когда на участке бабы Ани раздался крик. Мы проползли под землей, чтобы посмотреть, что у нее происходит. Но в том и дело, что ничего не происходило. Баба Аня не выходила из дома, а на следующий день вышла во двор. Ее крепкая фигура раскачивалась, словно на ветру. Прополотый участок теперь был занят борщевиком, но бабу Аню это нисколько не занимало. Глазами зеленого цвета она искала что-то. Потом зашла в кладовку, пришла с лопатой и аккуратно подкопала два куста борщевика. Потом она взяла в охапку два стебля и вышла на улицу. Каждому из нас, кто встречался ей на пути, она говорила, что ее дети наконец-то вернулись домой. Баба Аня плакала, а сильные загорелые ноги несли ее вперед.
Каждое лето река мелеет все больше. В самые жаркие июльские дни она напоминает ожерелье из лужиц. Мы держимся дна, чтобы ультрафиолет не поджарил нам чешую. Не всем это удается. Некоторых ловят городские и станичники, и тогда наши обкусанные солнцем тела раскачиваются на ветру, отливая золотом.
Мы откладываем икру. Она лежит в мягком белом иле. Сюда не доберется борщевик – ну или так нам кажется. Другие из нас сообщают нам о его приходе и собирают дань в обмен на ценную информацию.
Мы знаем, что будет дальше, но наши голоса заглушает ветер. Остается только шепот. Немногие из нас его слышат.
Городской Андрей приезжает с мальчиком и девочкой. На пропажу подсолнуха он не обращает внимания: многое изменилось в этих местах. Он не замечает даже, как Алеша по вечерам крадет из потайного отдела его книжного шкафа один и тот же журнал. Весь в делах, весь в делах, сплошная работа, будь она неладна, вот аватарка, что я в отпуске, хоть на дачу съезжу. Так думает Андрей. Алена выгуливает собаку, пока Андрей надевает маску с фильтром и включает бензотриммер. Пятнистая Дженни бегает по поселку и постоянно останавливается, принюхиваясь к воздуху. Этот запах ей пока что не знаком.