На сей раз Всероссийский аэроклуб решил обратиться к Анри Фарману и командировал за аппаратом во Францию Лебедева и Сегно.
Перед отъездом из Парижа в Мурмелон Генриху и Владимиру довелось присутствовать на торжестве в Сорбонне, где вручались призы французским летчикам за особые достижения в 1909 году: Анри Фарману, выигравшему приз Мишлена, Луп Блерио — за перелет через Ла-Манш. Юберу Латаму — за установление рекорда высоты. Гости из России представились Фарману и вместе с ним отправились в Мурмелон.
Теперь учеба у Фармана подходит к концу. Владимиру Лебедеву и Генриху Сегно пора домой. В аэроклубе их заждались — ведь ныне их черед выступать в роли инструкторов.
В светлом проеме двери кафе появился богатырского сложения мужчина. Его экстравагантный наряд роскошная черкеска с газырями и белоснежная шапка из овечьего меха — приковали взгляды всех присутствующих.
— Господа, да ведь это Заикин! — воскликнул кто-то.
Борца-тяжеловеса, многократного чемпиона мира, окружили, наперебой расспрашивая, что нового в России.
Ефимов поинтересовался:
— Какими судьбами, Иван Михайлович? Снова приехал французов на лопатки ложить?
— Нет, Миша, другие у меня намерения… Хочу летать.
— Что-о? — захохотали земляки. — Это с твоими то семью пудами?..
— Ничего, авось мне по особой мерке аэроплан сделают!
— Ну, а с деньгами как? Ты ведь знаешь, сколько это удовольствие стоит?
— Купцы Пташниковы, мануфактуристы, одолжили. Правда, не сразу… Нелегкий у меня с ними разговор был. Изложил я им свою просьбу, а они смеются. «Ты, говорят, своей фигурой аэроплан раздавишь! Куда тебе, такому ребролому, в авиацию лезть!» Однако ж убедил. Со скрипом, но дали.[21] Теперь вот к вам за советом: какой бы аппарат понадежнее выбрать?
— Бери «Фарман»!
Лебедев обращается к Васильеву:
— А вы по-прежнему, как и в России, думаете учиться на «Райте»?
— Что вы! После аварии с Поповым да вашего рассказа о покойном Лефевре и не подумаю! — поежился Васильев. — Между прочим, генерал Кованько возражал, когда военному ведомству вздумалось заказывать за границей «райты». Нет уж, пойду к Блерио.
— Да, его последняя модель «Блерио-11-бис» хороша, — заметил Ефимов, — Думается, что будущее за монопланами. Я заказал себе такой аппарат, хотя теперь уже за новинками не угонишься. Пожалуй, спортивной авиации приходит конец.
— Почему? — недоумевает собеседник.
— А потому, — уточнил Ефимов, — что теперь уже не авиаторы соревнуются между собой, а аэропланы…
В очень скором времени земляки согласятся с таким выводом. Они увидят, что вчерашние знаменитые рекордсмены Райты, Фарманы, Блерио, Соммер уже лично не участвуют в состязаниях, все их усилия направлены на улучшение конструкции аппаратов. В Европе и Америке заявляют о себе новые изобретатели аэропланов, не менее предприимчивые, — ведь кто выпустит более совершенные аппараты, тот и победитель. Что же касается авиаторов-спортсменов, то их становится все меньше. Нынешние пилоты — это испытатели или же инструкторы школ. На состязаниях они выступают только от фирм, у которых работают по контракту.
На сцену выходит военная авиация. Ей — наибольшее внимание. Не случайно летные школы все больше заполняют офицеры… Теперь, когда технический прогресс в авиации стал носить милитаристский характер, все забеспокоились о приоритете. В России вспомнили Можайского, во Франции — Адера, в Америке — Ленгли, в Англии — Стрингфеллоу. А ведь всем этим талантливым изобретателям в свое время отказывали в помощи, в ассигнованиях…
Можайский Александр Федорович (1825–1890) — военный моряк. В дополнение к сведениям, изложенным ранее, следует отметить, что исследованиями в области авиации он занялся с 1869 года. Проживая с 1870 по 1875 год на Украине, в Подольской губернии (ныне Винницкая область), строил и испытывал воздушные змеи и делал на них подлеты. Переехав в Петербург, демонстрировал свои летающие модели самолетов. В 1882–1885 годах первым в мире построил в натуральную величину аэроплан и провел его испытание. Историк авиации В. Б. Шавров в книге «История конструкций самолетов в СССР до 1938 года» (М., 1969), оценивая это событие, писал: «…следует сказать, что какие бы случайные обстоятельства ни благоприятствовали первому взлету, как бы он ни завершился, самолет А. Ф. Можайского был построенным в натуральную величину, проходившим испытания и отделившимся от земли с человеком на борту. По схеме он был совершеннее, чем все предшествующие ему проекты и все самолеты, построенные как в России, так и за рубежом вплоть до 1907 года…»