Но «заведующий авиацией» — великий князь Александр Михайлович проявляет последнюю «милость»: «…ввиду прежних заслуг прапорщика Ефимова счел возможным не предавать его суду, а ограничиться наложением дисциплинарного взыскания — арестом на гауптвахте на семь суток».
Вслед за этим Михаила Никифоровича незамедлительно отправляют на фронт. Ефимов тяжело переживает арест и крушение надежд на постройку самолета. Он просит «высокое начальство»: «Позвольте достроить свой аппарат и только с ним идти на фронт…»
Просьба первого русского летчика отклоняется. На его рапорте появляется резолюция великого князя: «Предложить прапорщику Ефимову отправиться по назначению, где, я уверен, он применит на деле свой опыт и знания».
Ефимов и раньше возмущался бессмысленностью многих распоряжений Авиаканца. Но теперь в его душу закрадывается мысль: а не сознательно ли это все делается? И он ходатайствует о переводе в авиаотряд императорской резиденции, обращаясь к своим влиятельным ученикам. Очевидно, он пытается найти справедливость повыше… Ведь проект его аппарата почти готов!
Но «августейший заведующий» смеется над наивностью авиатора. Он пишет на полях телеграммы, где Ефимов ходатайствует о переводе: «Просить П. П. Эллиса снестись с заведующим Чесменской богадельней на предмет зачисления уважаемого Мих. Ник. непременным членом заведения».
Жаль, что Ефимов ничего не знает об этой резолюции, а то он сразу бы избавился от напрасных иллюзий…
Кто же затеял интригу против авиатора, в чьих интересах это делалось? Может быть, инициативу проявил порученец князя, исполнитель его воли старший лейтенант Эллис? Но ведь он пешка. А может, близкий друг и помощник, личный адъютант «заведующего авиацией» генерал-майор Фогель? Летчик Соколов отзывается о нем как о «скверном и вредном человеке». А что, если разгадка таится в самом «шефе», великом князе Александре Михайловиче? Чего не бывает! Царский сановник граф Витте так характеризует его:
«Александр Михайлович представляет из себя человека, главной чертой характера которого является интрига. Можно сказать, что он полон интриг… Красивый, неглупый, полуобразованный, с большим самомнением, скрытный и страстный интриган, в отношениях довольно симпатичный…»
Снова для Михаила Никифоровича начинаются фронтовые будни: летает на разведку и бомбежку, испытывает самолеты. Но все же ухитряется работать и над проектом истребителя.
В сентябре 1916 года он подает рапорт заведующему авиацией: «Английская фирма… желает купить мои чертежи двухмоторного блиндированного аэроплана-истребителя для постройки в Англии. Покорнейше прошу разрешить продажу».
Нетерпеливо ждет Ефимов ответа из Авиаканца. На сей. раз великий князь среагировал немедленно и предложил представить ему чертежи. Из пояснительной записки к ним следует, что этот двухместный истребитель должен развивать скорость до 180 километров в час. Два двигателя по сто лошадиных сил и кабина защищены стальной броней, что уменьшает опасность вражеского обстрела. Удельная нагрузка крыльев — 35 килограммов на квадратный метр. Шасси значительно вынесено вперед. Посадка безопаснее и легче, чем на «Моран-Парасоль».
Что и говорить — перспективный аппарат. Самые быстроходные одноместные истребители, поступившие в авиаотряды в 1916 году, развивают скорость до 145 километров в час, а «Ньюпор-17» и двухместный «Моран-Парасоль» — до 160, но их пока на фронте единицы.
Михаил Никифорович надеется, что заведующий авиацией, преклоняющийся перед иностранными авторитетами, теперь, когда английская фирма заинтересовалась чертежами его истребителя, поймет, что этот проект чего-то стоит, и сделает все возможное, чтобы аппарат был построен в России.
Конечно, Ефимов ошибся.
В делах Авиаканца сохранилась лишь докладная записка, чертежей не обнаружено. Можно предполагать, что они были проданы союзной Англии. Такое решение «шефа» авиации неудивительно: союзники поставляли России авиационную технику, и немало русских технических изобретений перешло в их руки.
Воздушные дуэли
Летом 1916 года на фронтах начала формироваться истребительная авиация. На армию приходится по одному отряду, в отряде — шесть аэропланов. Из Несвижа в Киев, в Авиаканц, полетела телеграмма. «Ввиду выдающихся способностей прапорщика Ефимова управлять быстроходными самолетами ходатайствую о переводе его в 4 отряд истребителей. Юнгмейстер».
Ефимов едет на Румынский фронт, в городок Меджидие, где расположился отряд. Он доволен, что попал в свою стихию. Французский авиатор Жан Дюваль, наблюдавший боевые действия русских летчиков, в эти дни пишет, что летчик-истребитель «является великим фехтовальщиком в воздухе, а самолет — его рапирой. Бой между двумя ловкими противниками объясняет все летное искусство: это ослепительная джигитовка, головокружительная карусель в смертельной дуэли… Не более чем в две секунды истребитель должен прицелиться, стрелять, сделать маневр, чтобы отбиться и снова должен занять боевую позицию. В это мгновение проявляются ум, ловкость, глазомер, рефлективная способность, одним словом, весь человек…».[53]
53
Высказывание летчика Жана Дюваля взято из книги П. Д. Дузя «История воздухоплавания и авиации в СССР» (М., 1960, с. 58).