На следующий же день я отправился с рекомендательным письмом к господину Гусеву. Вероятно, я произвел хорошее впечатление, или, может быть, он поверил рекомендации, во всяком случае тут же принял меня на работу и велел эконому завтра же передать мне дела и ознакомить с обязанностями. Мне предоставили комнату с обслугой и полным содержанием и положили жалованье 25 рублей в месяц. Я почувствовал себя богачом.
Работа была тяжелая. Я вставал в четыре утра, весь день проводил на фабрике или на строительстве нового стеклозавода, а по вечерам корпел над бухгалтерскими книгами или над графиком работ. Но работал с удовольствием, поскольку видел, что мной доволен не только хозяин, но и коллектив. В конце каждого года я получал премию — от 100 до 150 рублей, а иногда по нескольку месяцев подряд заменял управляющего.
Так я проработал более четырех лет. Однако в конце 1874 года механик на крупорушке, неплохой, в общем, мужик, из-за какой-то сплетни, не помню даже какой, накинулся на меня в пьяном виде. Я тогда очень сильный был, повалил его на землю и, если б нас не разняли, придушил бы, хотя он был настоящий атлет. Сами понимаете, что после такого скандала мне пришлось расстаться с местом, найти другого механика было в Сибири в ту пору непросто.
Я поехал в Минусинск. У меня было 500 рублей денег, остальные я послал родителям, у которых ведь сгорел дом. Я помогал торговать в «Варшавском магазине» Яна Прендовского, потом Прендовский уехал в Польшу, а магазин продал Владиславу Коженевскому. Коженевский ездил в Томск жениться, а вернувшись в Минусинск, предложил мне стать его компаньоном. Я в торговле разбирался неплохо и, по сути дела, один руководил магазином. Подведя итоги за год, мы получили 3000 рублей прибыли. Я был недоволен, хотелось заработать больше. Дело в том, что к Коженевским приехала сестра жены, Эмма, и очень мне приглянулась, да и я ей тоже, как мне казалось, но я молчал, потому что ни у меня, ни у Эммы не было ничего за душой, а плодить бедняков я не собирался.
В мае, числа первого или второго, Иван Гаврилович Гусев заявился ко мне в магазин, чего он никогда раньше не делал. Он что-то купил, поговорил о том о сем и предложил вернуться к нему, но уже не в качестве эконома, а управляющим. Обещал полное содержание с обслугой и жалованье 900 рублей в год. Я долго не раздумывал и 5 мая отправился с Гусевым вступать в новую должность. Мне было лестно такое повышение, приятно было услышать, как механик Самарин извинялся со слезами на глазах, а главное — восторженные восклицания рабочих и мастеров: «Ну вот, наш отец приехал!», хотя отцу этому было всего тридцать лет от роду.
Работу свою я знал, вскоре понял, что не только справлюсь, а может быть, и усовершенствую кое-что, действовал осторожно, но не жалея сил. Через несколько месяцев я решил, что пора и о себе подумать, взял двухнедельный отпуск, поехал в Томск и женился на Эмме Шерцингер, немке по происхождению, сибирячке в третьем поколении, лютеранке, которая по-немецки только и умела, что прочесть «Отче наш».
Круг моей деятельности расширялся, потому что Гусев построил еще большую винокурню и фабрику соды. Но и денег прибавилось — у меня было жалованье 1500 в год, кроме полного содержания с обслугой. После десяти лет ссылки я управлял самым крупным в Енисейской губернии торгово-промышленным предприятием и пользовался во всем уезде большим уважением.
В 1880 году из-за подлости одного из служащих, родственника хозяина, я подал в отставку, несмотря на то, что Гусев передо мной извинился.
Я начал промышлять золото у монгольской границы, в Саянах, на реке Ус. Не стану вам рассказывать, господа, все перипетии этой помеси приключения, азарта и каторжного труда, какую представляет собой золотоискательство. Достаточно сказать, что я истратил все свои сбережения и задолжал сверх этого 4000 рублей. У меня остался в кармане один-единственный рубль, мой талисман, первый рубль, заработанный в Сагайске сразу по приезде. И только в январе мы наткнулись в одном шурфе на золото. И уж тогда я сообразил, где находятся главные залежи. Уговорил двенадцать человек рабочих, чтобы они пока искали бесплатно, а сам поехал в Минусинск искать денег взаймы. Никто не верил в мое золото, немало пришлось вытерпеть унижений, один только Теофил Хмелевский мне поверил и одолжил 2000 рублей. А уже в следующем, 1885 году, мы намыли золота на 52 тысячи.