Как говорится, деньги идут к деньгам. Кроме золотого прииска, у меня было еще одно выгодное дело — соляные копи. Они давали хороший доход, но поначалу были неприятности с рабочими. Они меня не знали, я был для них человеком без авторитета. Однажды, помню, приходят средь бела дня и говорят:
— Сегодня будет крючок!
Знаете, что такое крючок? Это кружка на длинном металлическом пруте, чтобы удобно было ею черпать из ведра или из бочки. Раз в неделю, по субботам, на приисках рабочим выдавали водку таким крючком.
— Нет,— говорю,— не будет. Сегодня среда.
— Ну и что же? Все равно давай!
— Не дам. В субботу получите.
— Тогда мы тебя прикончим!
Ну, думаю, тут не до шуток. Толпа собралась большая, народ взбудораженный, буйный. Что делать? Смотрю, стоит у стенки железный брус, которым ставни изнутри запирают. Я его схватил, согнул пополам, потом скрутил штопором и кинул в толпу.
— Видали? Ну, давайте, подходите, кто первый? Толпа качнулась и медленно попятилась к выходу... В общем, за четверть столетия я вышел в богачи.
У меня золотой прииск, соляные копи, магазин и дом в Минусинске. В семейной жизни мне тоже повезло — любимая, хорошая жена и семеро здоровых ребятишек, пятеро сыновей и две дочери, все учатся кто где. Родителей я взял к себе, они прожили с нами в покое и достатке двадцать лет, отец умер, когда ему шел 91-й год. Я член городской управы, председатель общества народного просвещения, попечитель женской гимназии, член комитета Минусинского музея, крупнейшего музея в Сибири, горжусь тем, что дружил с Мартьяновым, создавшим это «сибирское чудо»... Вот, пожалуй, и все.
— Неплохой жизненный итог, дай бог каждому,— сказал ксендз Леонард.
— А что это за «сибирское чудо»? — поинтересовался Бронислав.
— Это все Мартьянов. Кристальной души человек, беззаветно преданный науке. Приехал с Виленщины, работал в Минусинске провизором в аптеке. Начал собирать растения, камни, предметы древней культуры, вовлек в это учителей, горожан, крестьян, ему стали приносить разные вещи, найденные в глубине земли или на поверхности. Он совершал путешествия в научных целях, изъездил огромные территории. Одновременно помогал земледельцам, знакомя их с новыми, усовершенствованными сортами пшеницы — кубанкой, белотуркой, американской усанкой, арнауткой. В конце концов, он обратился в городскую управу с просьбой построить музей. Построили прекрасное здание и поместили там 65 ООО его экспонатов. Он послал часть собрания на Всероссийскую выставку в Нижний Новгород в 1896-м и на Всемирную выставку в Париж в 1900 году. И тут и там они вызвали большой интерес, получили призы. Его деятельность способствовала развитию музейного дела во всей Сибири. Сейчас нет в России, а может быть, даже в Европе ученого-естествоиспытателя, который бы не знал фамилии Мартьянова и не слышал о его музее в Сибири, в маленьком уездном городе Минусинске.
— Не дружба ли с Мартьяновым и ему подобными держит вас до сих пор в Минусинске? — предположил ксендз.
— Нет. Вернуться в Польшу я мог только в 1888 году, после амнистии и восстановления в правах. А тогда у меня был самый пик успехов на прииске и в копях. Я подумал: подожду, лет через десять у меня будет большое состояние, тогда и вернусь. И так это откладывалось из года в год, то одно дело меня удерживало, то другое. К тому же, не скрою — мне нравится Сибирь. Я полюбил ее природу, ее просторы и реки, величественную тайгу и Саянские горы, полюбил климат, суровый, но полезный, сибиряков, упрямых, но честных и открытых... Года через два-три я, конечно, уеду. Но уверен, что в Польше буду скучать по Сибири.
— Что до меня, то я скучать не буду, это чересчур,— сказал ксендз Серпинский,— но здешних людей всегда буду поминать добрым словом. Никогда я не чувствовал к себе вражды, хоть я и другой веры, а вера у них, как у евреев, вопрос первостепенной важности.
— Да, эта терпимость русского народа придает ему огромную притягательную, ассимилирующую силу. Меня совсем не удивляет, что хакас Сайлотов, например, тянется к русской культуре, как ночная бабочка к лампе. Или возьмем Шерцингеров. Они давно уже забыли, что их родина — Великое княжество Баденское, провинция Шварцвальд. Моя жена не знает ни слова по-немецки, кроме «Отче наш», она сибирячка лютеранского вероисповедания. Немцы уже во втором поколении превращаются в русских, несмотря на то, что у них богатая культура и литература, что они нас опережают и в промышленности и в торговле. То же самое шведы, французы и другие нации. А нас отделяет от русских царское правительство, которое внушает своим, что их злейшие враги — поляки, евреи и велосипедисты, а нас держит в неволе и сеет ненависть, подавляя малейшее стремление к свободе... Вы согласны?