К этому, блть, придется привыкнуть. Ладно.
Наблюдаю, как она двигается на танцполе, как украдкой поглядывает на меня. Немного щурится, так как очки оставила на столике. Поднимает вверх руки. Призывно качает бедрами. Усмехаюсь.
Ее, конечно, передержали в девках. Чуть тронешь — вспыхивает. Краснеет, отзывается. Пахнет вкусно. Женственно.
Был бы ее ровесником, давно потерял бы голову. Ее есть от чего потерять, девочка прельщает.
Кстати, парадокс. На примере Анжелики можно было бы вести лекции студентам по этике. Запретный сладкий плод. Соблазнительная, невинно-порочная. Гибкая. Чертовски сексуальная. Куколка на вид, страсть в глазах. Сочная. И при этом отравленная.
Сколько ты готов отдать за секс с ней? Да, вот именно с ней. Прямо сейчас. Наклонить, поиметь. А еще трогать. Трогать. Трогать. Везде. Трахать ее тело, вдыхать ее запах, слушать ее стоны. Кончать в нее. На нее.
Здоровье? Может быть, жизнь?
Делаю глоток минералки.
Надо убедиться, что Анжелика на терапии и действительно не заразна. Потому что от ее отца можно ожидать чего угодно. Он ведь ни слова не сказал мне. Хитрый старый хер.
Анжелика подходит, берет меня за руку и тянет на танцпол. На кураже.
Отрицательно качаю головой.
Она просит. Буквально выпрашивает внимания. Наклоняется, чтобы заглянуть в глаза, я обхватываю ее подбородок и веду пальцем по губам. Она замирает, словно потерявшись. Не понимает, что ей нужно делать. Губы манящие, алые, она их призывно приоткрывает.
Сделай это. Возьми в рот, пососи. Хочешь же.
Мне будет приятно, ты это заметишь.
Но зайчишка пугается, освобождается от захвата и быстро говорит мне на ухо:
— Ты не знаешь, где здесь туалет?
— Я провожу.
Встаю на ноги и веду ее на первый этаж. Она держится за мою руку, так как очки по-прежнему на столике в нашей ВИП-ложе. Останавливаюсь у двери.
— Сама справишься? — приподнимаю бровь.
Анж прищуривается, касается языком нижней губы и заявляет:
— Да.
Отворачивается и скрывается в дамской комнате. Я же прижимаюсь спиной к стене и закрываю глаза. Может, не везти ее сегодня домой? Оставить у себя. Взять резинку и… но вдруг и правда девственница? Первый раз по пьяни.
С другой стороны, ну и что? Легче перенесет, меньше дрожать будет на регистрации в среду. Больше шансов, что кайфанет в брачную ночь.
Что-то не дает, сбивает с мысли. Совесть? Ну нет. Вот про нее точно забудьте. Мы все способны на проступки. Даже на преступления. Необязательно убийство. Да даже и на убийство тоже, если будем уверены в безнаказанности. Человек достаточно легко договаривается с совестью, если нет внешнего давления.
Не верьте фильмам, где преступники мучаются от угрызений совести. Большинство из них дрыхнут ночами, как невинные ангелы.
Есть ли у меня преступное сознание? Определенно, да. Сто процентов. Но при этом мощнейший самоконтроль. Несмотря на спонтанное желание сделать что-либо, я прекрасно вижу последствия, и торможу себя, если не хочу их наступления.
Поэтому мне мешает не совесть. Скорее интуиция.
Я как раз пытаюсь выстроить логическую цепочку, чтобы понять, почему «нет», когда всё идет к тому, что «да», как моя навязанная невеста выходит из туалета. Смотрит на меня и улыбается.
Глаза блестят, щеки горят. Только короны на голове и не хватает.
Я беру ее за руку и, поймав взгляд, тяну к себе. А потом сразу целую. Она ахает так чувственно, что мне остается буквально вжать ее в себя и навалиться сверху.
Мы в коридоре, народу тут тьма, камера работает. Хозяин клуба боится меня до нервного тика, мы чуть не закрыли это заведение недавно. Он мой должник.
Веду ладонью по ее бедру, задираю ножку повыше. Анж прижата к стене, наш поцелуй становится глубже. И на секунду мы оба теряем контроль. Я пихаю язык в ее рот и сжимаю ее ягодицу, она стонет и совершает весьма недвусмысленное движение бедрами, потеревшись о мой пах. Между ее ног просто пожар! Зайчишка хочет быть оттраханной.
Сочное червивое яблоко. Но ведь можно надкусить аккуратно. И последствий не будет.
Такси останавливается у ее дома в половине четвертого. После двух в клубе начали крутить не музыку, а раздражающий шум, который на трезвую голову слушать невозможно. Я вызвал машину, и мы поехали домой. К ней.
Чем ближе мы были к имению ее отца, тем страннее вела себя Анж. Нервничала. Не бьют же они ее, в конце концов? Моя ладонь покоится на ее колене. Девушка не против.
— А ты завтра приедешь? — спрашивает она, когда наступает время прощаться.