— Нам нужен хороший спикер. Ответственный, который не запьет и не сорвет всю программу. И вы нам подходите. Внешность у вас вполне удовлетворительная. У вас есть собственный опыт пребывания в зоне особого режима. Ведь вы же сама из… — он прокашлялся в кулак. — Кхммм. Из зараженных. К тому же, вы мать! Ребенок в данном вопросе — это сильнейший аргумент. За вам пойдут, вам поверят.
Дана молчала, пораженная тем, что ее ребенок — аргумент. А тот очевидно воспринял ее молчание иначе. Решил подогреть обещаниями.
— Мы, со своей стороны, обеспечим вам достойную оплату и временное жилье. А дальше, как пойдет. Господин Востров отказался, но вы могли бы стать лидером движения.
И тут она включилась.
— Нет, вы знаете, я тоже откажусь.
Трепать все это личное, пережитое? Она забыть хотела все как страшный сон. Тень неудовольствия пробежала по лицу политического деятеля, заметно было, что он жалел о потерянном времени.
— В таком случае, всего доброго.
И потерял к ней всякий интерес.
А она наконец добралась.
Максим сидел на приступке внедорожника, Сашка на сидении рядом с ним. И книжка у него откуда-то. Большая. С картинками.
Дана подошла и тихо присела рядом. Хотела сказать, как… А слов-то нет, горло свело.
— Больно? — едва слышно прошептала, боясь коснуться.
— Уже нет, — хмыкнул он. — Бывало хуже.
Они сейчас молчали оба. Потому что чужие люди кругом, и вся эта обстановка невольно вызывала напряжение своей неопределенностью. Ведь, в конце концов, по всем документам их не существует. Нет человека, которого зовут Максим Востров, нет Даны Маркеловой. И мальчика Саши Маркелова тоже нет.
Есть неудобные свидетели.
Ничего не мешает сделать так, чтобы свидетели исчезли.
Максим понимал это как никто другой. И начал осматриваться, куда, что и как, чтобы если вдруг придется пробиваться, а он не один. Потому что переговоры на пустыре как раз заканчивались, и за этим могло последовать что угодно. У него всего-то была хлипкая надежда на старую дружбу Фила да ниточка доверия, что Пашнин своих не бросает.
Но иногда такая вот хлипкая ниточка может удержать весь земной шар и не оборвется.
P.S
Их опять куда-то везли. Долго.
И Дана понятия не имела, куда их везут, и что будет дальше. Стемнело. Саша так и заснул с той книгой. Максим молчал рядом.
Был вертолет, снова молчание и ночь.
Наконец высадили у какого-то хутора, где-то на окраине леса. Там был довольно приличный домик, с виду не развалюха, плетень вокруг, и даже стекла целы. Огород, сад. Запущенный, но все же. Теперь ей с сыном придется жить здесь по программе защиты свидетелей. Она была не против и работы не боялась, а Саше даже лучше в деревне.
Она боялась другого.
Из вертолета выгружали вещи, баулы какие-то, ящики, тюки. Много. Пока это делали, Дане сказали идти в дом, к ребенку, а еще лучше, ложиться спать. А ей страшно было лечь спать. вдруг Максим уедет. Ведь он для них сделал все, что обещал, и даже больше. Куда уж больше.
Но опасность миновала, а о другом, о главном, они никогда не говорили. И у нее не было морального права просить его об этом. Стояла на крыльце домика, смотрела, как он разговаривает с военными у вертолета. Как они вместе смеются каким-то шуткам.
Потом мужчины в форме стали рассаживаться в крылатую машину. А она замерла, прижав ко рту ладонь.
Пашнин не хотел его отпускать, звал вернуться. Говорил:
— Отдохни, Востров, подумай. Будет должность, карьерный рост. Сейчас такое начнется, будешь востребован как аналитик.
Аналитик? Он? Ну-ну, мысленно усмехнулся Макс. Лет эдак через сто, может быть, не раньше.
А пока у него были совсем другие планы. Он собирался просто жить. И сейчас краем глаза видел, что Дана так и стоит на крыльце. Ночь на дворе, а она не заходит. Замерзнет же.
Но ему надо было убедиться, что их точно оставили в покое. Дождался, пока вертолет взлетит, а потом закрыл за собой калитку, разом отсекая весь внешний мир, и пошел к ней.
После того, как ты столько раз прошел через смерть, просто жить — это здорово.