Выбрать главу

Мне одновременно стало и страшно, и стыдно. Я повернулся к Лавине, но даже вид божественной книги в руках любимой нисколько не порадовал меня. Ростки ужаса всё быстрее захватывали моё нутро. Руки задрожали. Осознание совершённого нами давило на разум.

— Дорогая. Мы облажались…

Эмоции бурным потоком стали вырываться наружу. Я почувствовал всепоглощающую беспомощность, и из моих уставших глаз полились слёзы.

— Ой, да ты что⁈

Сорняк — Глава 44. Небесный свод

Прикоснувшись к частичке прошлого почившего эльфа, герой приобрёл решимость действовать. Узнав подробности произошедших событий, он переосмыслил послание богини. Перед его глаза предстал путь, следуя по которому он сможет вернуть осквернённому лесу былой блеск призматического сияния.

Стоило мне сесть на кресло богини, как оно сразу развалилось подо мной, и я плюхнулся на землю. Вот только за мгновение этого падения я увидел, как пролетают дни чужой жизни. В реальности прошли всего секунды, но моё сознание поглотило образы эльфийского опыта.

Рассыпавшись, кресло богини стремительно уходило в землю, а в местах его останков начали прорастать различные травы да цветы. И из-за этой приятной мягкости моё тело отказывалось подниматься. Хотелось и дальше валяться на этой ароматной поляне и разглядывать небо.

— Чад⁈ Ты там как? Живой?

Немного приподняв голову, я посмотрел на испуганного гнома. Тот стоял с округлыми глазами и нервно поглаживал свою бороду.

Усмехнувшись забавному поведению гнома, я прилёг обратно на траву и сосредоточил взгляд на небе:

— Неужели не видно?

— Если честно, я жуть как перепугался. Ты с таким странным лицом пошёл отгонять от цветов фею, будто собираешься её убить. А потом вместо наказа негодницы решил плюхнуться на кресло, чем и разломал его на части.

— Ну и зачем ты мне пересказываешь мои же действия?

— Ты вёл себя странно. Но я не лез и просто наблюдал. Однако ты уже довольно долго валяешься и с тупым лицом втыкаешь в небо, пока обнаглевшая фея всё продолжает пожирать дорогущие алхимические реагенты.

— Так ты не обо мне переживаешь, а о цветочках?

— Конечно! Как можно вот так уничтожать столь богатую редкими растениями поляну? Это кощунство — превращать такой кладезь реагентов в еду!

— Ну и чего ты как не родной. Присел бы рядом с феей и тоже пощипал бы нужную тебе травку.

— Раз ты настаиваешь. Так и поступлю.

Послышались торопливые шаги. Гимн чуть ли не вприпрыжку бежал ко мне, видимо, чтобы нарвать себе букетик-другой.

Улыбнувшись энтузиазму гнома, я с превеликим удовольствием закинул руки за голову и продолжил вглядываться в облака. Довольно удачно я упал. Здесь колючие ветки почти не скрывают неба, потому я могу насладиться прекрасным видом.

Длинные полотна облаков смешиваются друг с другом и вытягиваются в бесконечные полосы.

Пока я гляжу на эту неописуемую красоту, меня переполняют романтические мысли. Хочется как птица взмыть вверх и помчаться вдаль, завладеть чувством свободы, наслаждаясь стремительным полётом сквозь неизвестность бытия.

— Чад, у меня проблема.

— Замечательно, конечно. А я тут причём?

— Так сказать, я просто решил поделиться болью.

— Делись. Только, пожалуйста, без этих… долгих вступлений.

— Если без предисловий, то я не знаю куда складывать собранные целебные травы.

— Так загрузи их в инвентарь.

— Чтобы не потерять свои свойства, целебные травы должны дышать. Поэтому запихивать их в инвентарь — полное кощунство.

— Тогда достань из инвентаря какую-нить сумку.

— У меня нет там ничего подобного.

— Смешно. Ты таскаешь в своей «дырке» всевозможный хлам, начиная от светильников и заканчивая масками, а небольшой и вместительной сумки нет.

— Чего тут смешного? Ведь это глупо — в большом сундуке хранить другой сундук, но поменьше.

Услышав логическое изречение непрошибаемого гнома, я непроизвольно улыбнулся. Понял, что стал немного лучше понимать этот удивительный бородатый народ. Но вскоре, вслед за голодным урчанием живота, нахмурился.

Эх. Я бы сейчас с удовольствием испытывал приятную тяжесть, вызванную перееданием сыра. Но всё испортил Аймон, сжёгший мои припасы еды. Теперь приходиться терпеть урчание в пустом желудке.