— Хорошо бы... Но кажется, паучок — это всё же она... Девчонка...
Эйприл знала: во тьме не окажешься ни на секунду, её попросту нет. Есть только Тьма — совершенно другое. Есть только бесконечная многоликая жизнь.
И всё-таки, было немножечко страшно. Ведь смерть — это смерть.
Её миссия провалилась — иначе и быть не могло.
Её миссия удалась — а разве могло получиться иначе?
Она ощущала себя пустотой — пустотой в бесконечно живом океане. Деревья, цветы, облака были теперь только символами. Беседовать в таком состоянии было так сложно... Но Эйприл говорила, ведь знала: иначе нельзя.
— Знаешь какая с людьми проблема? Они думают, что существуют! — перехватив настороженный взгляд Кирилла, она поспешно поправилась: — Существуют, как автономные сущности. Разве можно изменить что-то в судьбе, если менять просто-напросто некому? Понимаешь?
Эх! Как же растолковать это Кириллу? Он ведь считает, что все его действия идут от него самого. Не видит того, что видит она: как мир раскрывается, разворачивается, плетёт тонкую паутину обстоятельств, чтобы заставить тебя совершить тот или иной поступок.
Тонкую, а не вырваться, не порвать!
В этом нет никакого насилия, ведь о твоём существовании мир не подозревает. Для него есть только цельность, которая — Кир, Эйприл, и все остальные. Он реализует себя единственным, наилучшим способом.
Как объяснить Кириллу, что он выдумал себя самого?
Верный ответ — никак. Кому же захочется быть хоть и не до конца прочитанной, но уже написанной книгой.
— Апрель подходит к концу. Мне пора... Или нет... Смотря, что ты выберешь.
— Апрель? — Кир изумлённо взглянул на зимние снежные тучи.
— Апрель, — ничуть не смутилась девчонка. — Так что, решай: кто из двоих будет жить.
— Я?
— Ну а, кто же ещё?
— Потому, что такие Правила?
— Именно так! Мы не в силах нарушить баланс. Не прикидывайся, что это не знал!
— Но ведь смерть — это смерть! Всё по-настоящему?
— Да. И мне нечего больше сказать...
— Смерть...
— Не нужно бояться.
Кир вовсе и не боялся. Просто холод потёк по рукам и ногам, и затем — тело как будто исчезло.
— Я ведь не настоящая, я только твоё отражение. Сознание у нас одно на двоих.
— Я считал, у тебя оно общее с Маяком.
— И с тобой... Я ведь уже объясняла... Но, этого мало... Можешь дать мне часть себя, сделать цельной. Тогда я останусь с тобой до конца... Или наоборот — забрать жизнь у меня, расплатившись ей за спасение...
— Что же за часть?
— Самую для тебя дорогую — личность...
— Личность? — ужаснулся мальчишка. — Но без неё...
— Кир, поверь... Можно и без неё... Только это не обязательно. Мы её просто разделим, одну на двоих. Ты сам об этом мечтал, когда-то очень давно.
— Я?
— Да. Но забыл. Всё оказалось сложней, чем ты думал.
— Ты говоришь: «останусь с тобой до конца». Но когда он случится?
— Я много раз говорила, что времени нет. Значит, в будущее не заглянуть. Но Кирилл... Ты рассказывал про паука, значит всё понимаешь. Двое должны исчезнуть, чтобы дать жизнь человечеству.
— Я это тоже хотел?
— Не особо... — в этот раз Эйприл не стала врать.
— Выбор прост: принести жертву или ей стать... — Кир уставился в океан. Он очень хотел, чтобы девушка его как-то поправила. Но Эйприл молчала...
— Ты говорила, для жизни одного, непременно нужен второй!
— Обманывала. Ведь я непрерывно вру... — Эйприл вздохнула, острые плечики поднялись и опали. — Ничего не в силах поделать...
— И что же я должен...
— Написать на стене: «нет» или «да». Напишешь: «да» — я умру.
— Умрёшь? Тебя что, на куски разорвёт?
Эйприл взглянула на мальчишку так, будто впервые увидела, и грустно сказала:
— Для тебя это имеет значение?
Долго молчала, глядя в безбрежную даль, а после — отклеила наушники и протянула Кириллу:
— Возьми.
Кир понял, что она догадалась, и больше не мог посмотреть ей в глаза.
В Логово Кир не пошёл. Невозможно было лежать рядом с мёртвой девчонкой.
Он спустился к чёрной воде и просидел на камнях до утра.
— Эйприл, почему ты меня ненавидишь?
— Ненавижу? Ни капельки! Хоть ты меня и убил.
«Не могла сказать раньше! Не оставила времени на размышления!»
Впрочем, как он давно убедился, у девчонки были свои отношения со временем.
Разумеется, Кир понимал: будь у него даже вечность — ничего бы это не изменило.
— Зачем ты убил меня, трус?