Детство, да старость — а надо успеть нарожать десяток детей! Ещё исхитрялись заниматься наукой, двигать прогресс!
Невольно в памяти всплывает Фиест.
Сколько же ему лет? На вид, так не меньше трёхсот! Но люди не доживают даже до пары сотен, при том, что после ста пятидесяти — бесконечные процедуры, разрушенный мозг, потеря связи с реальностью.
Нет, трёхсотлетний мозг невозможно себе представить! Должно быть разумное объяснение. К примеру, болезнь.
— Слушай, ему сколько лет?
— Кому? — Мэйби вскидывает брови. Я и забыл, что она не умеет мысли читать.
— Фиесту.
Она смеётся:
— А! Понимаю, что ты имеешь ввиду! Нет, он совсем не старик. Ему приблизительно, как твоему отцу. Эксперимент: он доживёт лет до трёхсот. Из-за модификации у него такой вид. Но на внешность ему наплевать…
— Эксперимент? Чей?
— Откуда мне знать? Друзей у него — половина Галактики.
С трудом верится, что у Фиеста вообще есть друзья!
— Ещё есть такие, как он?
— Нет.
— А что у него за тату? — из головы не выходит странная улыбающаяся драконья морда на кисти руки.
— Не знаю… Наверное, в армии сделал. Сам он её называет: «Змей». А иногда: «Дракон».
— В армии?
— Слушай, не будем о нём. Я старалась, а ты портишь подарок!
Не пойму: то она отца обожает, то о нём слышать не хочет!
Подростковое? Вряд ли! Ни фига она уже не подросток!
По-видимому, именно из-за засилья старичья, с нами заговаривает парочка нашего возраста.
— Привет! — у юноши на губах смущённая улыбка. Девушка стоит рядом, потупив взор.
В ответ из уст Мэйби изливается водопад гневных фраз, немногие из которых можно сказать при детях:…вы…извращенцы…двойное свидание…куда подальше!
Парень стоит ошарашенный, не ведая, что предпринять, а девушка зло произносит:
— Пойдём отсюда, Гром. Они ненормальные!
Мэйби хохочет.
— Гром! Ой, не могу! Гром! Давай, Гром, вали!
— Зачем ты так? — говорю я, когда пунцовый Гром и его бледная подружка уходят. — Как же ты ненавидишь людей!
— Вовсе нет. У меня не выходит ненавидеть тех, кто скоро умрёт. А умрут скоро все. Вокруг только тени.
— Умрут? С чего бы? Война выйдет из-под контроля?
— Война не при чём. Просто жизнь коротка.
— Это не повод относится ко всем, как к иллюзии, как к персонажам игры! И точно так же — к себе!
— Ну побеги, извинись! Тебе есть до них дело? По-твоему, надо было полчаса делать вид, что эта парочка идиотов нам интересна? А так… Они свалили, а мы посмеялись.
— Ты.
— Чего?
— Посмеялась лишь ты.
Она разворачивается и идёт назад, к шлюзу.
— Ты куда?
— Подожду в машине, раз тебе я не нравлюсь! Погуляй тут с Громом, — она не выдерживает и прыскает. — У вас столько общего! Может, он поделится благовоспитанной девушкой, и общего станет больше!
— Да пошла ты!
Как она ухитряется всё испортить? Вроде, пытается выстроить отношения, старается сделать приятное, но хватает её ненадолго.
И плевать! Одному даже лучше… Пусть Мэйби сидит в своей модной красной машине!
Не знаю, какую планету пытались смоделировать создатели этого места. Но тут, под кронами дубов, заслонивших купол, сидя на замшелом камне, невозможно отделаться от чувства, что ты на Ириде.
После пары часов бесцельного шатания по лесу раздражение улеглось, и мысли привычно закрутились вокруг девчонки.
Интересно, как она там, в машине… Неужто тихонько сидит, сложив на коленках ручки и зажмурив глаза?
На плечи ложатся горячие руки. Ухо щекочут такие же, влажно-горячие губы:
— Муррр! Ну как, котёнок, тебе уже легче?
Как она подобралась? Даже ветка не треснула! А я-то, дурак, размышляю о том, чем она занята в машине!
Теперь я не уверен, что Мэйби вообще выходила из купола. Не слишком приятно вдруг обнаружить слежку, особенно если учесть, что за это время успел разок сблизиться с деревом!
Спустя миг, Мэйби восседает у меня на коленях, зарывшись лицом в шевелюру.
— Классно пахнешь!
Будто бы мы не ругались!
Спустя полчаса поцелуев, она заявляет:
— Пойдём! Дела.
Мы продираемся через кустарник и шагаем лесной тропой. Сквозь пение птиц слышно журчание.
Хочется пить…
Сделав в сторону десяток шагов, находим настоящий ручей.
Как не обрызгать подружку?
Потом я падаю на четвереньки и припадаю губами к воде. Пью, и никак не могу напиться.
Промокшие, мы выходим из леса.
Под куполом больше нет посетителей, дождевальные установки запущены на полную мощность. Мэйби скачет и выкрикивает:
— Кир! Кир! Мы одни! Мы тут одни!
Нажатием кнопки на рюкзачке, она включает мелодию. Мягкие, воздушные звуки сливаются с шорохом капель.
Скинув надоевшую обувь, она кружится в танце, среди радуг, вспыхнувших многоцветным огнём в облаке серебряных брызг. Брючный костюм, напитавшись водой, становится лёгкой дымкой на коже.
Мэйби ловит капли языком и хохочет.
Столько воды! Снова хочется пить…
По шее скользят мягкие губы, в спину давит стеклянная стенка тоннеля.
А я, отчего-то, никак не могу оторвать взгляд от заботливых дронов, кружащих над зарослями салата — очевидно, единственных обитателей фабрики в этот час.
Под кожей бушует пожар.
Вместе с тем, я чувствую неприязнь, и начинаю догадываться, что способность вызывать двоякие ощущения — общее для девчонок умение.
Мэйби вдруг сообщает:
— Ведь ты понимаешь, что это иллюзия? Мы вовсе не на Ириде, а я — не твоя подружка!
Решила под конец всё испортить?
— На Ириде у меня не было девушки. Только знакомые, девчонки друзей.
— Почему?
— Не хотелось. Было и так хорошо.
— Не хотелось? — Мэйби сводит брови. — Я о тебе чего-то не знаю? Тебя интересует только салат?
Блин! Отследила мой взгляд… Дурацкие дроны! Почему на них можно смотреть бесконечно?
— Да я ж говорю… Впрочем, думай, что хочешь!
— Не злись.
— Я и не злюсь… Мэйби, что это такое? — мои пальцы касаются зелёного пятна в центре её груди.
Она стягивает с шеи цепочку, снимает с неё кулон. Берёт мою руку, кладёт кулон на ладонь и складывает пальцы в кулак.