Эта женщина, жена Павельского, тоже деятельница движения, мать сбившегося с пути подхорунжего бывшей АК, потом офицера Войска Польского, а позднее арестанта и дезертира, не была там, она не видела своими глазами всего того, что происходило там. Она — деятельница здешняя. Она здесь росла, и здесь формировался ее характер.
Полковник Павельский молчит. Лишь когда он узнает, что сын бежал, им овладеет чувство непонятного облегчения. Он промолчит и тогда, когда молодой и такой неопытный помощник воскликнет: «Он не доверял даже нашему правосудию!..»
Нет, это уже не руководитель исторических свершений. Скорее это преданный и беззаветный исполнитель приговоров истории.
Обарский. Товарищ Обарский ждет. Он может сесть на обочине шоссе под сырым кустом, может прохаживаться по асфальту, может поболтать с русскими на контрольно-пропускном пункте. Все это ничего не меняет: товарищ Обарский ждет. Мокрый асфальт шоссе, ведущего из Львова через Люблин на Варшаву, убегает вдаль, и по нему, по этому главному тракту, мчатся машины: студебеккеры и зисы, газики и эмки. Путь Обарского лежит в сторону, на ухабистый проселок, на который редко кто сворачивает, да и зачем? Полногрудая регулировщица, не слишком любезная с ним, долго рассматривает документы. Обарский понимает ее недоверие: какой он представитель власти, если не имеет машины и торчит под дождем на перекрестке, ожидая попутного транспорта.
И в самом деле, зачем он туда ездил? Ничего не изменил, ничего не совершил, только глазами моргал. Ну что ж, ошибся, товарищи еще раз поправили. Только почему так грустно? Потому что спросили, как на его собственном участке, как жизнь, как кадры? Попали в самую цель. В нем поднялась злость. Ведь он так старался! А откуда их взять, эти кадры? Сколько раз он ошибался! Сначала с Марцином, потом с Павлом. Павел старый коммунист. Обарский послал его к пекарям. Не прислушался к словам бургомистра, а ведь тот говорил: пекари могут ради родины дать одну выпечку, ради его прекрасных глаз — еще одну, но дальше, на каждый день — они должны знать за что. А Павел? Примчался с криком, что с буржуями не будет разглагольствовать, пусть ему дадут оружие — он Приведет их в чувство или пусть комендатура наведет у них порядок. Опять комендатура. Что, сами уже ничего не можем сделать? Обарский разозлился тогда на Павла, упрекнул: мол, во время оккупации он так не рвался к оружию. Зря оскорбил старого товарища, хотя знал, что не из трусости, не ради выгоды тот требовал оружие.
Может, не понял Обарский, не разобрался в обстановке? Франек Калиньский был хорошим солдатом, бил немцев… а теперь что, этого недостаточно? Говорят: реакция. Какая там реакция? Механик он, с сахарного завода. Пролетарий, как и Обарский. Вспомнил Обарский последний разговор, задымленную пивнушку «Унесенные ветром» — тоже название нашли! Конечно, этот Франек не очень хотел выходить из леса. Требовал гарантий, заверений… Странно, а ведь Обарский на него так рассчитывал. Что ж, не удалось. Не дал никаких гарантий. Но Франек тоже не явился. Пришли его люди. От них Обарский едва ушел.
А ведь его не в чем упрекнуть. Он просто хотел быть честным, именно за это и поплатился. Франека арестовали органы госбезопасности.