Подразделения созданного годом ранее Паньствового корпуса безпеченьства (Корпуса Государственной безопасности) проводили практические учения на такие темы:
«Обстановка: 6 мая во второй половине дня господин президент в сопровождении офицеров союзнических армий прибудет в совет министров из Бельведерского дворца. Ожидаются выступления ППР типа демонстрации.
Силы: В ваше распоряжение выделяются 30 конных и 300 пеших полицейских.
Учебное задание: Представить планы и письменный приказ».
Другая тема:
«Обстановка: Ратуша и магистрат захвачены ППР.
Учебное задание: Сломить сопротивление, интернировать персонал»{197}.
Несколько лет назад в группе бывших солдат одного из отборных отрядов Армии Крайовой, прославившегося необыкновенным мужеством в борьбе и необыкновенными потерями, в группе, состоявшей из двух доцентов, доктора, инженера и журналиста, был поднят вопрос: а что было бы, если бы война закончилась 20 июля 1944 года, если бы победил «Лондон». Кто-то из присутствующих грустно усмехнулся: «Ну что ж, не погибло бы столько коллег. И мы избежали бы многих, правду говоря, незаслуженных унижений и страданий. А сегодня мы, наверное, были бы… полицейскими чинами. В течение первых лет было бы столько работы, что нам не удалось бы даже подумать о себе, о будущем, об учебе».
События пошли иначе, не избавив Польшу от жертв и крови, а людей — от страданий и драм, однако, несмотря ни на что и вопреки всему, сохранив для страны и для людей широкую перспективу, право на будущее.
Подпоручник Павел Сольский, инструктор политического отдела 1-й танковой бригады имени Героев Вестерплятте, записывал в своем дневнике по горячим следам событий:
«25 июля. Утром въезжаем в Люблин, это сплошной триумфальный марш. Наш путь буквально устлан цветами. Люди кричат, аплодируют, машут руками, выносят нам молоко, вишни, папиросы, конфеты… Какая-то женщина доходит просто до экстаза: ломает целые ветки с вишнями и бросает на танки…
26 июля. После обеда опять был в городе. Господствует полная анархия. Сторонники Соснковского организовали корпус безопасности и маршируют с винтовками. На улицах их много, гораздо больше, чем бойцов Армии Людовой. Делегат «лондонского» правительства взял власть и отдал свои распоряжения населению. Военный комендант — советский, но население дезориентировано».
27 июля записи начинаются рассказом о похоронах жертв фашистского террора в Люблинском замке (фашистской тюрьме в городе):
«Похоронную церемонию проводит ксендз, потом он произносит проповедь, в которой призывает к сплочению вокруг эмигрантского правительства. Он говорит: «Польша будет большой, больше, чем была». От моря до моря, что ли? Неужели эти пять лет ничему не научили? Выступает делегат правительства Речи Посполитой, призывает к верности «лондонскому» правительству. Потом — генерал Берлинг. Потом — представители Крайовой Рады Народовой и Армии Людовой. Одним словом, у могилы состоялся митинг. Когда мы давали прощальный залп из автоматов, вся толпа начала стрелять. При желании можно было убить кого угодно, и даже не было бы известно, откуда раздались выстрелы.
28 июля. Положение в городе тяжелое. Реакционные элементы бесчинствуют. Следует признать, что в организационном отношении они подготовлены лучше, чем КРН. Пока тон задают они… Бывает, что срывают воззвания КРН, делают подписи вроде «долой большевистских агентов». Одним словом, доброе старое время… Наши власти пока проявляют мало активности.
На обратном пути встречаю роту наших танков, которая размещается рядом со зданием Крайовой Рады Народовой. Демонстрация силы. Впервые аргумент силы на нашей стороне.
30 июля. Якубовце. Середняцкая деревня. Перед домом старосты висит распоряжение делегата правительства. На собрании присутствует элита. Пан профессор, пан директор школы, пан староста и другие. И это собрание проходит без большого энтузиазма. Между нами выкопан ров, которого, вообще говоря, не должно быть.
Один из участников отводит меня в сторону. «Не верьте им, это эндеки. Скажите лучше, что делать с отрядом Батальонов хлопских, который не объединился с Армией Крайовой». Я советую им организовать власть.