«Сама себя кормит» не только «обычная» война, но в еще большей степени — гражданская. Страх — плохой советчик. Рост революционных настроений вызывал страх. А страх порождал кровавое противодействие. Это, в свою очередь, усиливало ненависть. Ненависть, как и страх, рождает преступления.
Если присмотреться к жизни польской деревни, волости, уезда в условиях оккупации, эта уездная политика окажется такой далекой от дипломатического такта и политической осмотрительности переговоров, бесед, расколов и соглашений на высших уровнях! Как же там, в верхах, сублимируются и облекаются в красивые слова самые очевидные интересы, амбиции и вожделения! Как же здесь, в низах, все это упрощается, грубеет, вульгаризируется! Сколько здесь, наконец, вещей ненужных, но неизбежных! Какая мешанина реальных потребностей и случайных стремлений, мудрых планов и стихийных взрывов, сколько подлинности в стремлениях и ошибках, в страстях и надеждах, сколько человеческого в справедливой жажде и низкой зависти, в мудрой дальнозоркости и слепой ненависти. Сколько человеческого в этой людской возне!
Теоретики ведут спор о характере польской революции. Народно-демократическая или пролетарская, рабоче-крестьянская или рабочая? Конечно, вопрос о социализме в городе и деревне не стоял тогда открыто как проблема, которую нужно решать, хотя, по существу, решался именно он. Власть создавалась рабочей партией. Будничную действительность, рождающиеся формы которой должны были предрешить все будущее, создавал рабочий класс. На небольших сахарных заводах и в железнодорожных мастерских, на нефтяных промыслах и заводах сельскохозяйственных машин в Сталёвой Воле после ухода немцев и до прихода какой бы то ни было новой власти оставались одни рабочие. Они гибли, охраняя предприятия от разрушения отступающими немцами, а на следующий день гибли, пуская свое предприятие в ход, под пулями и снарядами все еще близкого фронта. Под Кросно на нефтяных промыслах немцы расстреливали заложников, рабочих и инженеров, уже не за политику, а за то, что они препятствовали взрыву скважин. Через день-два на том же месте другие, приступая к своей обычной работе, гибли под огнем немецких орудий и в пламени вызванных им пожаров. Они охраняли свои предприятия от разрушения и разграбления, пуская их в ход. Организовывали, управляли, производили. Спасали общественное имущество, национальное достояние и одновременно свое собственное рабочее место. А в такие моменты общественное и личное сливалось. Никто не спрашивал о правах собственности и приказах властей. Жизненная необходимость момента становилась политическим фактом. Незаметно осуществлялось социалистическое преобразование, а пролетариат занимал позиции, которые обусловили в дальнейшем как бы «плавное» развитие польской революции, без новых, охватывающих все общество потрясений.