До нее наконец дошло. Ее темные глаза округлились, красивые брови потянулись вверх.
— Выходит, ты не Петр? — жалостно переспросила она. — Как же так?…
— Это правда, — он пожал плечами.
— Но я привыкла к этому имени.
— Отныне в нем не будет необходимости. Я твердо решил уехать.
— И ты обо всем расскажешь дядюшке?
Максим покосился на дверь, в которую тот вышел несколько минут назад.
— Пора ему узнать правду. Обо мне и о своем племяннике. Сколько можно лгать?
— Тебе известно, что с его настоящим племянником?
— Его больше нет в живых. Он… умер, — Максим передумал говорить о своем подозрении, что его просто-напросто убили.
— Тогда твоя правда будет для него большим ударом.
— Что ж. Но я так не могу дольше. Возможно, как раз потому у меня и возникло отвращение к дядюшкиным странностям, что я не тот, за кого себя выдаю. Настоящий Петр Шемейко сумел бы, наверное, справиться с этим. А вот я не испытываю по отношению к нему тех чувств, которые помогли бы мне это преодолеть. В том-то все и дело.
— Нет! Тебе нужно оправдание! — рассерженно отозвалась Аша. — Судишь исключительно с собственных позиций, другие тебя не волнуют.
Максим подозрительно нахмурился.
— Другие, это кто? Ты ведь имеешь ввиду только дядюшку?
— Конечно, кого же еще, — быстро согласилась она.
— А ты? Хочешь, чтобы я остался? — спросил он на всякий случай.
Аша возмутилась.
— Ах, вот оно что! Тебя волнуют только юбки!
— Ну да, — подтвердил он с безмятежным спокойствием. — Извини. Наверно, я действительно эгоист. Потому что в таком случае мое решение уехать остается в силе.
— Тебе еще придется об этом пожалеть… Когда ты ему сообщишь?
Максим тяжело вздохнул.
— Откровенно говоря, с детства ненавижу все эти трогательные сцены. Лучше я оставлю ему записку. В ней постараюсь все объяснить. Затем мне понадобится твоя помощь.
— И что я должна сделать?
— Поехать со мной в Коломбо. Машину нужно будет перегнать обратно. Надеюсь, ты когда-нибудь сидела за рулем? А дядюшку я постараюсь убедить в том, что ты ничего не знала и поехала со мной против своей воли. Ну, так как?
Она пожала плечами, дескать, что тут поделаешь, и ответила, что согласна.
— Тогда жди меня. Я приду за тобой ночью, — сказал Максим и встал из-за стола.
Протирая воспаленные глаза, он отправился спать далеко за полночь. Не раз начинал он заново письмо, адресованное дядюшке, исписал целую кипу бумаги, но вся она в клочьях валялась в мусорной корзине. Наконец составил коротенькую записку, вложил ее в конверт, заклеил и надписал сверху: «м-ру Дж. Пулу».
Затем установил будильник на наручных часах и прилег не раздеваясь, в надежде хоть ненадолго уснуть. Но из этого ничего не вышло. Ему все время казалось, будто его слепит серебристый лунный свет, струившийся сквозь окно, хотя глаза у него были закрыты, и даже лучи не попадали на лицо.
Время тянулось медленно, как никогда. Наконец, посмотрев на часы в очередной раз, он решил, что пора двигаться. Не зажигая свет, наощупь отыскал под кроватью свои туфли, взял их подмышку и на пальцах, стараясь не шуметь, выскользнул из комнаты. Во всем доме царили мрак и тишина. Касаясь рукой стены, Максим осторожно прошел длинный коридор. В холле, правда, было посветлее из-за окон.
Еще один коридор, и он оказался у двери Аши. Она открыла ему сразу же, как только он постучал. Ее кровать оставалась нетронутой. Она была готова идти за ним.
Максим показал ей, как нужно ходить, чтобы не скрипели половицы. В особенности он опасался Чана, который спал внизу, и у которого слух был, как у собаки.
Вне коттеджа они почувствовали себя значительно увереннее. Максим приподнял ставни, закрывающие въезд в гараж. Джип сумрачно блеснул гладкой поверхностью.
— Помоги мне вывести его, — попросил он. — Стань у руля и направляй, пока я буду толкать.
Максим уперся ногами в стену и, немного раскачав, заставил автомобиль сдвинуться с места. Он неутомимо толкал его до самых ворот. В это время Аша управляла рулем.
В доме попрежнему стояла мертвая тишина. Он распахнул тяжелые ворота и выкатил джип на дорогу. Месяц, с трудом пробивавшийся сквозь листву деревьев, едва освещал путь.
Вилла растворилась в темноте. Кажется, все прошло гладко. Окна оставались темные, значит, они там преспокойно спали и видели радужные сны. Максим вытер наружной стороной ладони вспотевший лоб.